словно она вызвала его образ из своих мечтаний о нем.

Он сидел на кровати, одетый в снаряжение, как будто он только что вернулся из боя, и его волосы были растрепаны, тусклый свет из окна освещал тени под его глазами, впадины на висках, кости его скул. В этом свете у него была чрезвычайная и почти нереальная красота живописи Модильяни, все эти четкие грани и углы.

Она потерла глаза, щурясь от сна.

— Который час? — спросила она. — Как долго…

Он притянул ее к себе и поцеловал, и на мгновение она застыла, внезапно осознав, что все, во что она была одета это тонкая футболке и нижнее белье. Она почувствовала себя беспомощной рядом с ним. Это был своего рода затяжной поцелуй, который превратил ее внутренности в воду. Такого рода поцелуй, который может дать почувствовать, что ничего не произошло, что дела, как они были прежде, и он был просто рад ее видеть. Но когда его руки попытались поднять подол ее футболки, она оттолкнула их.

— Нет, — сказала она, ее пальцы схватили его запястья. — Ты не можешь просто продолжать хватать меня каждый раз, когда видишь меня. Это не заменит разговор.

Он перевел дыхание и сказал:

— Почему ты написала Изабель, а не мне? Если ты была в беде…

— Потому что я знала, что она придет, — сказала Клэри. — И я не была уверена в тебе. Не сейчас.

— Если что-то случилось с тобой…

— Тогда, полагаю, ты, в конце концов, об этом узнаешь. Ну, когда, наконец, будешь брать трубку.

Она все еще держала его запястья; теперь она их отпустила и села обратно. Было тяжело, физически тяжело, находиться так близко к нему и не прикасаться, но она заставила себя прижать руки к себе и сидеть так.

— Или ты говоришь мне, что происходит, или можешь уходить из комнаты.

Его губы раскрылись, он ничего не сказал; она не говорила с ним так резко в течение долгого времени.

— Прости, — наконец, сказал он. — В смысле, я знаю, что после того, как я себя вел, у тебя нет причин выслушать меня. И мне, возможно, не стоило сюда приходить. Но когда Изабель сказала, что ты ранена, я не смог себя остановить.

— Пара ожогов, — сказала Клэри. — Ничего особенного.

— Для меня важно все, что с тобою происходит.

— Ну, тогда это объясняет, почему ты сразу не перезвонил мне. А в последний раз, когда я тебя видела, ты сбежал, даже не сказав почему. Это как встречаться с призраком.

Рот Джейса слегка дернулся.

— Не совсем так. Вот Изабель точно встречается с призраком. Она может тебе рассказать…

— Нет, — сказала Клэри. — Это была метафора. И ты понимаешь, о чем я говорю.

Какое-то время он молчал. А затем сказал:

— Можно мне посмотреть твои ожоги.

Она протянула ему руки. На внутренней стороне запястья были красные пятна, там, куда попала кровь демона. Он взял ее за запястья, сначала взглянул на нее для разрешения, а потом перевернул их. Она вспомнила первый раз, когда он осматривал их на улице за кафе «Джава Джоунс», в поисках меток, которых у нее не было.

— Кровь демона, — произнес он. — Они исчезнут через несколько часов. Больно?

Клэри покачала головой.

— Я не знал, — сказал он. — Не знал, что был нужен тебе.

Его голос дрогнул.

— Ты всегда нужен мне.

Он наклонился и поцеловал ожог на ее запястье. Вспышки тепла пронзили ее, как горячий шип, который прошел от ее запястье вглубь живота.

— Я не осознавал, — сказал он. Он поцеловал следующий ожог, на ее предплечье, а затем следующий, двигаясь вверх по руке к ее плечу, давя на ее тело, пока она не лежала на подушках, глядя на него. Он оперся на локти, чтобы не раздавить ее своим весом, и посмотрел на нее.

Его глаза всегда темнели, когда они целовались, как будто желание коренным образом меняло их цвет. Он коснулся белой метки в форме звезды на ее плече, обладателями которой были только они двое. Так были отмечены дети тех, кто был связан с ангелами.

— Я знаю, что странно себя вел, — сказал он. — Но дело не в тебе. Я люблю тебя. И это никогда не изменится.

— Тогда что…?