мере наказания, в виде трех пожизненных заключений в колонии особо-строгого режима» — сосед-адвокат закончил читать и отложил лист бумаги в сторону.
- Абсурд! — я говорю.
- Нет, не абсурд, а то, что завтра зачитает прокурор, — сосед говорит.
- Его настольная книга «Посторонний»1?
- Ему 23 года, не думаю. Скорее всего насмотрелся сериалов… но, так или иначе, тебе пришел конец.
- Оптимист…
- Я преподавал ему право, он мой выпускник. Они все мечтают о таком деле! Он вцепится в твою задницу бульдожьей хваткой! Спасибо ему, что дал ознакомиться до вынесения приговора. Сможешь за ночь подготовиться к трем пожизненным? — хитро улыбается.
- Мое чистосердечное признание никак не поможет?
- Твоему брату поможет, а на тебе — жизни сорока человек, мужайся, — он говорит.
На следующий день, когда молоденький прокурор в дешевом костюме дочитал, с волнительной дрожью в голосе, прошение с листа, я обернулся, чтобы увидеть в зале Клем, но ее не было. Она так ни разу и не пришла поддержать меня, но я продолжал думать о ней изо дня в день, игнорируя сырые стены камеры и скрипучий паркет в здании суда. Адвокат настоял на продолжении следствия и обмолвился о моей психической нестабильности. Судья назначил обследование у психолога на следующую неделю и тот же час удалился из зала. Сосед сказал мне: «Боремся до последнего, не дрейфь!» Пристав опустил свою грязную руку мне на плечо: пора идти. И тогда я увидел человека, который обратился к прокурору. Перед тем, как раскрыть большую черную сумку, он улыбнулся мне и подмигнул: в ту секунду я впервые ощутил, что жизнь не подвластна мне. Он был так спокоен, будто знал больше остальных. Это был Отмунд из другого мира, «Мира ролей».
Мне так и не довелось узнать, что находилось в той сумке, знаю, только то, что уже через три часа Отмунд сидел на моем месте. Суд над ним закончился в тот же вечер, в обход процедурам и за закрытой дверью. Ему дали — 55 лет в колонии особо-строгого режима, где-то на краю земли. Когда сосед-адвокат торжественно рассказывал нам об этом, на Клем не было лица, она всматривалась в белоснежные стены комнаты, пряча от меня взгляд. Попытки заговорить с ней встречались несвязным бормотанием, она сторонилась меня в границах этой крошечной квартирки.
И Фира, и Суд, и Отец — все, все отступило на задний план. Почему ты не хочешь говорить со мной? Ведь Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? 2 Это был их выбор! Посмотри на меня! Посмотри на меня! Посмотри на меня!
Спустя месяц первая выплата, за нанесенный моральный ущерб, поступила на счет, в этот же день Клем подняла глаза. Я не увидел в них сожаления или скорби, она смотрела сквозь меня, не признавая моего существования, замкнутая в себе, как на сносях. Она закрыла входную дверь на ключ.
- Прошу тебя не выходить, не выходить, пока я не закончу, — она говорит.
- Ты говоришь со мной.
