конспирации ради, в светлых брюках и белой рубашечке с короткими рукавами. Принесла же нелегкая

Выйдя через кованую калитку, Мазур сделал самое радостное выражение лица и спросил:

Какими судьбами, Семен Иваныч?

Ага, явился наконец, сказал Панкратов со смесью радости и ворчливости. А то я никак этому дураку растолковать не могу, по-человечески не понимает. Ты что, намерен меня тут и держать?

Особо режимный объект, развел руками Мазур, хорошо скрывая злорадство. Особые спецпропуска и все такое прочее. Я здешней охраной не командую, а она тут въедливая Ни за что без пропуска не впустит, мало того, у них тут приказ в случае чего огонь на поражение открывать

Опасливо покосившись на торчавшего в караульной будке жандарма с автоматом наперевес, Панкратов пробормотал недовольно:

Порядочки завели, обормоты Советского адмирала под дверью держать

Особо режимный объект сокрушенно повторил Мазур.

Он, конечно, врал безбожно: и его власти хватило бы на то, чтобы по временному пропуску провести к себе гостя, и часовой ни за что не стал бы палить по человеку, прибывшему на машине с дипломатическими номерами. Вот только никакой радости ему общение с этаким гостем не доставило бы, наоборот. А проверить, как по-настоящему обстоят дела, Панкратов вряд ли сможет

Развели объектов ворчал Панкратов.

Мазур нейтральным тоном сообщил:

Семен Иваныч, сто раз извините, но у меня через пару минут совещание на самом высоком уровне и многозначительно глянул на часы.

Ну, понятно, сказал Панкратов уже спокойнее. Вообще-то ты молодец, Кирюша, что влез на самые верхи, неплохо выполняешь поставленную задачу Ну ладно. У меня и нет особой охоты на санкционирование шляться по здешним дворцам, глядишь, просигнализирует кто, и такая петрушка получится Я, собственно, тебе вот привез, ты в посольстве забыл, а зря

Он распахнул заднюю дверцу, с усилием выволок и поставил рядом с задним колесом уже знакомую тяжеленную картонную коробку, на сей раз, правда, не опечатанную, а попросту перемотанную крест накрест липкой лентой. Мазур, мысленно выругавшись про себя последними словами, спросил понятливо:

Литература?

Она самая, и Панкратов добавил с некоторым укором: Ты про нее запамятовал, а зря. Поручение тебе было дано четкое

Замотался невероятно, сказал Мазур сокрушенно. Тут такие дела творились

Кирюша! воскликнул Панкратов с ласковой укоризной. Все я понимаю насчет важности и серьезности таких дел, но ты же коммунист, Кирюша, должен прекрасно понимать: какими бы дела ни были важными и серьезными, а об идеологии забывать нельзя, она всему голова. Так что уж будь любезен, постарайся выкроить время, не поверю, что не найдется времени

Есть, кивнул Мазур, повернулся к ординарцу, все это время стоявшему в двух шагах за левым плечом и с непроницаемым лицом слушавшему непонятную речь. Отнесите эту коробку ко мне.

Слушаюсь, мон колонель! прищелкнул каблуками верзила, одной рукой без малейших усилий подхватил тяжеленный короб, как котенка за шкирку, взял под мышку и направился во дворец. Глядя ему вслед с некоторой тревогой, Панкратов покрутил головой:

Я смотрю, ты совсем обуржуазился

Ничего не попишешь, легонько пожал плечами Мазур. Порядки тут такие. Офицер, начиная с первого чина, просто не имеет права тяжести таскать, будучи в форме и на публике. Для этого ординарцы есть. Если я сам возьмусь, буду, честное слово, наподобие Штирлица, идущего по коридору рейхсканцелярии в буденовке. А у меня приказ: ничем решительно не выделяться, жить в образе, хоть тресни

Понятно, сказал Панкратов. Это я так, иронизирую. Человек-то хоть надежный, донесет, куда надо?

Надежный, сказал Мазур. Проверенный кем надо.

Ну ладно. Ты, главное, так ненавязчиво девушке книжки и подсовывай, попытайся заинтересовать

Постараюсь, заверил Мазур.

Я уж на тебя надеюсь, сказал Панкратов и добавил с некоторой растроганностью: Старые боевые товарищи, как-никак. Ты уж постарайся

И недвусмысленно нацелился заключить Мазура на прощанье в крепкие дружеские объятия этого еще не хватало, на глазах у часового, который тут же, едва сменившись, болтать примется Привычным, плавно- неуловимым движением переместившись немного правее, Мазур торопливо сказал:

Семен Иваныч, вот этого категорически не советую на людях. Мужчинам здесь обниматься не принято, не поймут, более того моментально заподозрят в извращениях нехороших разных

Правда? Вот папуасы оглянувшись, Панкратов понизил голос до шепота. Уж не хочешь ли ты сказать, что они товарища Брежнева могли принять

Нет, не настолько далеко зашло, сказал Мазур. Когда речь идет о высших государственных деятелях, дело другое но именно что на таком уровне, и не ниже

Он кривил душой. А что еще оставалось делать? Никогда и ни с кем здесь об этом не разговаривал, но всерьез подозревал: местные, узрев по телевизору, как товарищ Брежнев, земля ему пухом, не просто обнимался, а еще и лобызался с лидерами братских стран, всерьез заподозрили бы покойного генсека в тех самых предосудительных наклонностях. Ну, конечно, люди образованные и знающие чуточку советские реалии, так не подумали бы, но вот простой народ запросто. Однако не стоит грузить Панкратова такой информацией, расстроится всерьез

Не глядя вслед отъезжающей машине, он с положенной полковнику вальяжностью направился во дворец. Разумеется, он и не собирался распечатывать коробку, миллион против одного, что Натали запустит книгу в угол, даже не полистав, и Мазур в ее глазах будет выглядеть форменным идиотом. Впрочем, так она поступит с любой подобной книгой, какую бы идеологию та ни пропагандировала. Чихала она на всякую идеологию, ее отношение к жизни в точности напоминает нехитрую философию Леона, только во главе угла не деньги, а интересы дела. Что полезно для дела, то она и использует на всю катушку (включая самого Мазура, ага) а идеология сюда пока что никак не вписывается

Машина въехала в распахнутые ажурные ворота, проплыла по широкой асфальтированной дорожке, пролегавшей среди живописного, ухоженного сада, остановилась у широкой беломраморной лестницы. Водитель, очередной бравый капрал, опрометью пробежав со стороны капота, проворно распахнул дверцу перед господином полковником, и Мазур неторопливо вылез. Распорядившись ожидать его, зашагал вверх по лестнице, где перед ним с тем же проворством распахнул высокую резную дверь осанистый швейцар местный, конечно, но щеголявший в наряде восемнадцатого столетия расшитый золотом алый кафтан, черные панталоны до колен, чулки белоснежные с башмаками и даже седой парик с буклями и косичкой. Для Мазура подобное сочетание черной физиономии и наряда выглядело забавно, но местные, белые и черные, видимо, за полтора столетия притерпелись и ничего забавного не усматривали.

Красивое белое здание, построенное французами еще в двадцатых. Роскошный вестибюль приличных размеров с позолоченной лепниной, тяжелыми красными портьерами и прочими архитектурными излишествами. Портье за полированной стойкой одет, как и швейцар. Мазур небрежным тоном изложил ему суть дела. Снявши телефонную трубку, портье что-то произнес по-французски и, выслушав ответ, почтительно сообщил, что месье гость готов принять господина полковника. Столь же небрежно кивнув, Мазур направился не к старомодной кабине лифта, а к широкой лестнице: даже офицеру не зазорно подниматься пешком на второй этаж, хотя и на лифте довезли бы, конечно, со всем почтением

Отель Мажестик, из тройки самых престижных, роскошных и дорогих отелей столицы. Где