Бабушка ойкнула и выронила подойник.
— И хто там? — спросила она шепотом, вглядываясь в
темноту.
— Это я, Данила, из леса я, мне был хлебушка.
Подобрав ведро и поставив его на доски, она подошла по
грязи к забору. Данила шагнул из темноты.
— Ты чего это леший по ночи как тать шастаешь ,не ви-
дишь немцы здесь, рази не боисся?
— Партизаны мы, и оружие у нас есть, еды вот только
нет, давно немцы-то здесь?
— Боле трех ден, избу мне табачищем да деколоном
провоняли, а по-нашему не бельмеса, одно свое — «матка»
да «матка». Оне председателя колхоза да еще трех из прав-
63
кома расстреляли, нонче их еще понаехало, топереча бают
новая власть заместо советской будет, да забыла я как назы-
вается. Ладно годи здесь я с коровой управлюсь, ты схоро-
нись за поленницей, а то они по ночам шастают, не ровен
час попадесся, а выстрелов то у них беда как много.
Старушка ушла доить корову, в темноте заскрипели две-
ри коровника, в небе высыпали звезды, без умолку кричал
коростель, слышалась издалека канонада. Данила укрылся
между поленницами дворов и присев на корточки стал
ждать, минуты казались вечностью.
