Он наклоняет ко мне голову:
– Можешь не сомневаться.
Он говорит вкрадчиво, от чего у меня слегка кружится голова, и я в какой-то миг начинаю опасаться, что снова вырублюсь. К счастью, он отступает назад. Мне хочется спросить о его прошлом. Я хочу узнать, почему его отправили в колонию и за что и почему Сикс ему не доверяет. Но снова не уверена, что мне так уж нужна правда.
– Почему ты бросил школу?
Он вздыхает с таким видом, словно надеялся уклониться от этого вопроса. Потом идет вперед, а я преследую.
– Формально я еще не бросил.
– Но ты же не ходил туда больше года. Разве это не значит бросить?
Он поворачивается ко мне с сомнением на лице, будто хочет что-то сказать. Открывает рот, потом закрывает. Мне досадно, что я не могу раскусить его. Большинство людей разгадать легко. Они простые. Холдер во всех смыслах сложный и может кого угодно сбить с толку.
– Я несколько дней как вернулся домой, – сообщает он. – Прошлый год у моей матери выдался очень скверным, и я на время переехал к отцу в Остин. Там я ходил в школу, но потом настало время вернуться. И вот я здесь.
То, что он не стал упоминать о колонии для несовершеннолетних, ставит его искренность под сомнение. Понятно, что об этом он предпочел бы помалкивать, но тогда не следовало декларировать свою честность, которой нет и в помине.
– Это не объясняет, почему ты решил бросить школу, а не перевестись обратно.
– Не знаю, – пожимает он плечами. – Честно говоря, я все еще пытаюсь понять, чем мне хочется заниматься. Этот год был у меня паршивым. Не говоря уже о том, что школу я ненавижу. Наверное, проще будет пройти тестирование.
Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему:
– Чушь собачья!
Он вопросительно поднимает бровь:
– Чушь, что я ненавижу школу?
– Нет. Чушь, что один неудачный год определил твою судьбу на всю оставшуюся жизнь. Тебе осталось до выпуска девять месяцев, и ты бросаешь школу? Это просто… глупо.
– Ну до чего красноречиво! – смеется он.
– Можешь смеяться сколько угодно, но, бросая школу, ты сдаешься. Доказываешь всем, кто в тебе сомневался, их правоту. – Я опускаю глаза и смотрю на его татуировку. – Собираешься уйти и показать миру, какой ты и впрямь безнадежный? Ну, давай!
Следуя моему взгляду, он, поигрывая желваками, на миг останавливает взор на своей татуировке. На самом деле я не собиралась отклоняться от темы, но для меня пренебрежение образованием – больной вопрос. Это Карен виновата. Ведь все эти годы она вбивала в мою голову мысль, что я одна отвечаю за свою будущую жизнь.
Холдер отводит глаза от татуировки, которую мы оба разглядывали, и кивает в сторону моего дома.
– Прибыли, – без выражения произносит он.
Потом, даже не улыбнувшись и не помахав на прощание, отворачивается от меня.
Я стою на тротуаре и смотрю, как он, не оглянувшись, исчезает за углом.
А я-то думала, сегодня у меня получится разговор только с одной из его личин. Как же я ошибалась!
Я прихожу на первый урок. На галерке сидит Брекин во всем своем ярко-розовом великолепии. Уму непостижимо, как я вчера не заметила этих ярко-розовых ботинок и их владельца.
– Привет, Великолепный, – говорю я и проскальзываю на свободное место рядом.
Потом беру у него из рук стаканчик кофе и отпиваю. Он не возражает, потому что знает меня не очень хорошо. Или, может быть, понимает, к чему приводят запреты, налагаемые на самопровозглашенного кофемана.
– Вчера вечером я многое о тебе узнал, – изрекает он. – Паршиво, что мать не разрешает тебе пользоваться Интернетом. Это удивительное место, где можно найти о себе такие вещи, о которых даже не подозревал.
– А надо ли мне это знать? – смеюсь я.
Я запрокидываю голову и допиваю кофе, потом отдаю ему стаканчик.
– Что ж, – говорит он. – Заглянув в Facebook, я узнал, что в пятницу у тебя ночевал некий Дэниел Уэсли и теперь ты боишься, что забеременела. В субботу ты занималась сексом с неким Грейсоном, но потом выставила его. Вчера… – Он барабанит пальцами по