отправится на другой конец света, наполняет меня ужасом.

– Ты нормально себя чувствуешь? – спрашивает Джек. – Небось здорово приложилась, если заработала такой «фонарь».

Я дотрагиваюсь до глаза и кривлю губы. Совершенно забыла о синяке.

– Это не от обморока. Сикс заехала локтем. Два раза.

Я жду, когда кто-нибудь спросит Сикс, зачем она на меня напала, но нет. Они хотят показать, как сильно ее любят. Даже поколоти она меня, их бы это не встревожило. Они сказали бы, что я сама заслужила.

– А тебя не раздражает, что вместо имени у тебя цифра? – спрашивает ее Джек. – Я никогда не мог этого понять. Это вроде как если родители называют ребенка днем недели. – Помолчав, он взмахивает вилкой и смотрит на Карен: – Когда у нас будет свой, мы не станем этого делать. Все, что есть в календаре, должно быть под запретом.

Карен вперяет в него ледяной взор. Судя по ее реакции, Джек впервые упомянул о детях. Выражение ее лица ясно свидетельствует, что дети не входят в ее планы. Никоим образом.

Джек снова переключается на Сикс:

– Твое настоящее имя вроде бы Севен, или Сётин[3], или что-то в этом роде? Не понимаю, почему ты выбрала Сикс. Это, пожалуй, самая неудачная цифра.

– Понимаю, чем вызваны твои нападки, – говорит Сикс. – Так ты пытаешься скрыть отчаяние, вызванное моим предстоящим отъездом.

– Поступай с моими нападками как знаешь, – смеется Джек. – Когда вернешься через полгода, тебе не поздоровится.

После ухода Джека и Сикс я помогаю Карен на кухне с посудой. Она какая-то притихшая с того момента, как Джек заговорил о ребенке.

– Почему это так тебя рассердило? – спрашиваю я, передавая ей тарелку.

– Что?

– Его слова о ребенке. Тебе тридцать с небольшим. В твоем возрасте женщины постоянно рожают.

– Это было так заметно?

– Лично мне – да.

Она со вздохом берет у меня очередную тарелку:

– Я люблю Джека. Тебя я тоже люблю. Мне нравится, как у нас все сложилось, и я, пожалуй, не готова что-то менять, а тем более рожать. Но Джек полон энтузиазма идти вперед.

Я выключаю воду и вытираю руки полотенцем.

– Мама, через несколько недель мне исполнится восемнадцать. Ты хочешь, чтобы все осталось по-прежнему… но этого не будет. После следующего семестра я уеду в колледж, и ты останешься одна. Чем плоха идея, чтобы он, по крайней мере, перебрался к тебе?

Она улыбается мне, но вымученной улыбкой – как всегда, когда я упоминаю колледж.

– Я думаю об этом, Скай. Поверь мне. Это очень важный шаг, который потом нельзя будет отменить.

– А что, если это такой шаг, который ты не захочешь отменить? Что, если это шаг, который заставит тебя сделать еще один, и еще, пока не одолеешь дистанцию?

– Вот этого я и боюсь, – смеется она.

Я вытираю столешницу и споласкиваю тряпку в раковине.

– Иногда я тебя не понимаю.

– Я тоже тебя не понимаю, – потрепав меня по плечу, произносит она. – Никак не пойму, почему тебе так сильно хотелось в школу. Ты говорила, там весело, а как на самом деле?

– Нормально, – пожимаю я плечами.

Это откровенная ложь. Каждый раз побеждает мое упрямство. Ни в коем случае нельзя признаваться ей, как мне не нравится в школе, несмотря даже на то, что она никогда не скажет: «Я же говорила».

Она с улыбкой вытирает руки:

– Рада слышать. Но завтра спрошу еще. Может, выложишь правду.

Я вытаскиваю из рюкзака книгу, которую дал мне почитать Брекин, и плюхаюсь на кровать. Успеваю прочесть две страницы, когда ко мне через окно залезает Сикс.

– Сначала о школе, потом подарок, – говорит она, устраиваясь рядом на кровати.

– Школа – просто отстой. Из-за того что ты не в состоянии отказывать парням, я унаследовала твою жуткую репутацию. Но