Ад.

Ладно, пусть это не настоящий ад, но он ближе к нам, чем когда-либо, и, б…ь, там как в аду – солнце охеренно жарит, и даже сквозь солнцезащитные очки мне приходится щуриться, чтобы что-то увидеть. Воздух горячий и пыльный, и такой сухой, что обжигает легкие, когда дышишь.

Среди всех мест в мире она попросила меня отвезти ее в чертов Финикс.

– Знаешь, я пообещал твоей матери, что больше никогда не привезут тебя в это место, – сказал я, хмурясь при воспоминании о том разговоре, вскоре после которого она погибла. Она просила меня держать Изабеллу подальше, и я поклялся, что буду, я считал, что у нас не будет причин вернуться назад. Очевидно, я ошибался. Но я же пообещал.

– Уверена, мама поймет, – сказала она.

– Б…ь, да ты уверена почти в каждом дерьме, да? – пробормотал я, закатывая рукава. – Мне, на хер, надо чего-нибудь выпить.

Она одарила меня недоверчивым взглядом, и я застонал, качая головой.

– Воды, Белла, воды. Гребаная Н2О, – сказал я, мой голос звучал крайне раздраженно. – У меня обезвоживание.

Она закатила глаза.

– Не помню, чтобы ты жаловался так много, когда мы были тут в прошлый раз, – сказала она. – Если тебе хочется пить, у меня осталась бутылка воды в машине.

Я развернулся и пошел к автомобилю, стоящему в несколько шагах от нас. Это был не мой сраный «Вольво», ту машину мудак Алек уничтожил еще в Калифорнии, но эта модель понравилась мне не меньше. Более новая, две тысячи десятого года выпуска, мы арендовали ее, когда приземлились в Аризоне.

Я выругался и дернул дверь, раскаленный металл обжигал кожу. Я поборол желание пнуть чертову машину, забрался внутрь и быстро нашел бутылку воды. Жидкость была охеренно горячей и никак не утолила жажду, а лишь сильнее меня раздразнила. Я развернулся и уже готов был высказать Изабелле, но тут заметил, что она делает. Она, наконец, сдвинулась с места, где была последние двадцать минут, и теперь замерла на крыльце огромного дома, глядя на входную дверь. Я бросил бутылку назад в машину, а потом помчался к дому, присоединяясь к ней на крыльце.

– Хочешь внутрь? – с любопытством спросил я.

– Нет, – тут же ответила она, в голосе сквозили жесткие нотки.

– Почему нет? – уточнил я, вопросительно приподнимая брови. – Я имею в виду, там, внутри все твое. Ты можешь захотеть взять что-то…

– Я уверена, – оборвала она меня, – что ничего оттуда мне не нужно.

– Тогда ладно, – пожал я плечами.

Мы тихо стояли там с минуту, а потом она залезла в карман и достала коробок спичек, который мы взяли из отеля. Она открыла его и зажгла спичку, а потом бросила ее под ноги. Я попытался сдержать смех, но не смог, я расхохотался, когда гребаная щепка мгновенно погасла. Я был прав… она, на хер, не знает, что делает.

Она подпалила еще одну спичку и кинула ее рядом со второй, но и эту постигла та же участь. Я снова хихикнул, и она подняла на меня глаза, раздраженно щурясь.

– Слушай, ты не можешь просто кидать вниз гребаные спички, Белла, – сказал я, видя, что она злится.

Похоже, она была готова оторвать мне башку.

– Нужно что-то большее, чтобы уничтожить такой здоровенный дом. Какое-то горючее вещество.

– Например?

– Например, легковоспламеняющееся или взрывоопасное, что-то, что быстро вспыхнет. Отлично подходит пенорезина, да и солома тоже сойдет, – ответил я.

Она приподняла бровь, с любопытством глядя на меня.

– Сжег немало домов, да, Эдвард?