добру.

– Так и есть, – подтвердил он, а после, помолчав, добавил: – Это будет очень быстро.

От его загадочности меня пробрал холод, сердце яростно забилось в груди. Он доехал до конца улицы, на которой мы были, и, повернув налево, на другую узкую улочку, остановил машину примерно посередине. Он заглушил двигатель, открыл дверь и, поколебавшись, посмотрел на меня:

– Оставь свой пистолет в машине.

– Что, прости? – удивился я, будучи уверен, что ослышался.

По телефону он велел мне быть готовым, а теперь говорит, чтобы я оставил тут свою пушку, но это было последнее, что, черт возьми, я хотел сделать. Что-то было не так, я чувствовал это, и быть сейчас незащищенным все равно что попросить себя убить.

– Ты слышал, что я сказал, – четко проговорил он. – Не задавай вопросов. Просто сделай это.

Он уставился на меня, и выражение его лица не оставляло сомнений в том, что он сказал это на полном серьезе. Он раздраженно выдохнул, теряя терпение, тогда я быстро выхватил пистолет из-за пояса и сунул его в бардачок. Я знал, что если не сделаю этого, он бы мог, и, скорее всего, ударил бы меня за то, что вывел его из себя.

Я нерешительно вышел из машины и последовал за ним через улицу к деревянному дому. Похоже, в нем уже несколько десятилетий никто не жил, ставни едва висели на петлях, доски прогнили, а стекла давно выбиты. Мы вышли на крыльцо и Алек дважды постучал в огромную дверь, но в третий раз постучать не успел – дверь открылась. Алек вошел, и я последовал за ним, сразу за дверью я наткнулся на мужчину- итальянца. Он был старше меня, наверное, примерно возраста Алека, и казался знакомым, определенно, он был партнером организации, но имени его я, б…ь, не помнил. Он держал наготове пистолет, но опустил его и, казалось, немного расслабился, когда Алек кивнул. Их молчаливый разговор заставил меня почувствовать тошноту, меня охватило плохое предчувствие, когда человек посмотрел мимо Алека и вперился взглядом в меня. Он зло улыбнулся, и эта враждебность дала мне понять, что что-то 'действительно', на хер, случилось.

Я пытался по-быстрому разобраться в своих мыслях и понять, что за херня тут происходит, исподтишка поглядывая на дверь, пока еще был шанс удрать. Гадал, как далеко я смогу уйти, тем более, без оружия, но думать об этом было бессмысленно, потому что я знал – меня поймают прежде, чем я даже спущусь с крыльца. И за попытку бегства меня, безусловно, убьют, потому что этот поступок будет расценен как предательство. И под взглядом итальянца я понял, что мне нужно сохранять спокойствие, изображать гребаное безразличие и не позволить им увидеть мой страх, даже если именно его я и чувствовал.

Мне было офигеть как страшно.

Алек схватил меня за руку и, закрыв дверь, подтолкнул к лестнице, по которой уже поднимался тот человек. Никто не сказал ни одного долбаного слова, не дал никаких инструкций, и я неохотно стал подниматься за ним, Алеком замыкал процессию. Я чувствовал себя проклятой скотиной, которую ведут на бойню. Мы дошли до одной из комнат, и как только я вошел в дверь, то в ужасе застыл. Я почувствовал головокружение, картинка перед глазами затуманилась, колени подогнулись. Дыхание участилось, я был на грани обморока, страх лишил меня способности двигаться. Я чуть не рухнул, но сраный Алек подхватил меня и удержал на ногах, затолкнув подальше в комнату.

В одно мгновение кусочки в голове сложились, образуя картину, которую я, б…ь, никогда не хотел бы видеть. Я должен был почувствовали это раньше, должен был понять, что происходит. Предпосылки к этому были, но я либо слеп, либо чересчур наивен, чтобы поверить, что это может оказаться правдой. Взгляд Эсме… Слова Алека…

'«Никогда не знаешь, сколько часов тебе осталось"'.

'«Время пришло"'.

'«Это будет быстро"'.

В тот момент, когда он приказал мне оставить оружие в машине, я понимал, что это значило и что я найду в этом доме…