покое.

Он остановился, чтобы собраться с мыслями, и продолжил.

– Он принял решение, но я не мог позволить ему лишить себя жизни по одной простой причине – я не верю, что, сделав это, он бы нашел покой, к которому так стремился. Я убил много людей, Эдвард, но никогда не вмешивался в чье-то решение уйти из жизни, как сделал это с твоим отцом. Это был первый раз, когда я убил кого-то, в действительности заботясь о его будущем, и есть в этом какая-то злая ирония, ведь именно 'поэтому' я его и убил. Я знаю, что, наверное, странно слышать это от меня, но для того, чтобы получить прощение за собственные грехи, ты должен сам раскаиваться. Ты должен покаяться. В свои последние дни твой отец потратил много времени на покаяние и примирился со всем, что уже сделал и еще сделает, и я не хотел, чтобы в порыве отчаяния он все это загубил. Я считаю, самоубийство – непростительный грех. Он хотел воссоединиться с твоей мамой. Я сделал так, чтобы для него это было возможно.

Прокручивая в голове его слова, я был в шоке, совершенно не ожидая такого ответа.

– Ты поэтому попросил у него прощения?

Он покачал головой.

– Я просил не 'у него'.

Я ждал, что он пояснит, гадая, у кого он, на хер, мог просить прощения, но так и не получил ответа, потому что зазвонил его телефон и прервал нас.

– Они все там? – спросил он у кого-то на другом конце, и добавил. – Хорошо, – повесив трубку, он посмотрел на меня. – Есть еще кое-что, с чем мы должны разобраться сегодня, так что приходи в себя.

Он снова проехал через весь город – в стриптиз-клуб, в котором однажды я уже бывал с ним, когда он убил ирландца за пособничество Джеймсу. Стоянка была забита до отказа, в заднем ряду стоял знакомый черный «Мерседес». Алек подъехал прямо к входной двери и припарковал машину перед зданием, вылез из нее и осторожно огляделся.

– Ты уже получил право голоса? – спросил он, когда я вышел.

– Э, нет, – ответил я, не понимая, что за хрень он спрашивает.

Он кивнул, как будто мой ответ ничуть его не удивил, и жестом пригласил меня следовать за ним внутрь. Клуб был переполнен, в воздухе висел густой дым, от которого глаза стало жечь, они заслезились, а зрение затуманилось. Алек скользнул мимо охраны, не говоря ни слова, и я последовал его примеру, внимательно следя за ним, когда он направился к служебному входу.

– Право голоса очень важно, – тихо сказал он, останавливаясь у двери в подвал и глядя на меня. – Людям нравится ощущение сопричастности, как будто они на самом деле способны влиять на то, что происходит, даже если это всего лишь иллюзия.

Я не знал, что на это сказать, совершенно не видя смысла, но это, видимо, было и не важно, потому что он все равно не стал дожидаться моего ответа. Открыл дверь в подвал, и я тут же услышал голоса, но они затихли сразу, как их обладатели поняли, что мы идем.

Я спустился по лестнице за Алеком и заколебался на нижней ступеньке, с ужасом оглядываясь вокруг. В помещении находились, по меньшей мере, человек двадцать пять, принадлежащих организации, это были капо самого высокого ранга. Они все разом посмотрели на Алека, когда он вошел, а тот кивнул одному из присутствующих, который откашлялся, чтобы привлечь внимание остальных.

– Мы все знаем, почему собрались здесь, так что давайте покончим с этим. Кандидатуры?

Несколько человек одновременно назвали имя Алека, а другие одобрительно загудели.

– Еще кто-нибудь?

Никто не ответил, в подвале воцарилась тишина.

– Есть возражения?

Я посмотрел вокруг и увидел, что все нервничают, и лишь выражение лица Алека было совершенно спокойным. В комнате по-прежнему было тихо, никто не высказывался. Я не понимал, что за хрень тут