Однажды Бородин принес на эти посиделки микрофон, вместе с Черным Бобом они подключились к системе общекорабельной связи и…

– Сейчас дядя Миша расскажет вам сказку на ночь.

Повстанцы спрятали своих детей в катакомбах под городом, снабдив их консервами, водой и прочими припасами примерно на месяц. Сейчас дети вжимались в угол, затравленно глядя на двух взрослых в доспехах и с бластерами. А взрослые пытались решить, что же делать с этой находкой. С одной стороны, приказ гласил, что город должен быть ПОЛНОСТЬЮ очищен от бандитов, включая стариков, женщин и детей, и если они с лейтенантом доложат о спрятанных в катакомбах детишках, то вердикт будет однозначен. С другой стороны, какими бы идеальными солдатами они ни были, Доктор с Тираном по- прежнему оставались людьми…

– Так, – Филоненко все-таки решился. – Ты сейчас берешь детей и сажаешь их в капсулу. Она рассчитана на один прыжок в подпространстве. Выбирай любую точку. Я вырезаю записи этого разговора, докладываю, что ты попал в ловушку в катакомбах, тебя включают в список потерь… Ситуация ясна?

– Так точно, лейтенант, – отчеканил Доктор.

Он посмотрел в глаза напарнику, кивнул…

– Чего расселись?! – гаркнул Тиран на ребятишек. – Бегом за этим чудовищем. Слушаться его, если жизнь дорога!

Можно сказать, что, оказавшись на «Хламе», Доктор нашел себя. Он вел тихую и спокойную жизнь, никто не интересовался, кем он был, чем занимался… А затем потихоньку стали уходить те, кто встретил его и детей, кто помнил, как он появился на этой дрейфующей куче мусора, кто рассказывал ему истории и легенды.

Дети выросли, «дядя Миша» как-то незаметно стал «дедушкой Мишей», и каждый вечер кто-нибудь из его сорванцов подбегал и начинал канючить. Каждый вечер Михаил ухмылялся в бороду, переключал тумблер, и тогда динамики по всему «Хламу» принимались тихо покашливать, посмеиваться, проползая по всем коридорам, протискиваясь сквозь перегородки, броню, обшивку, обыкновенный мусор…

Старика слушали если не все, то большая часть «Хлама». Это стало не просто развлечением, а своего рода традицией, данью уважения старому вояке. Михаил Валентинович Бородин был одним из старейших жителей «Хлама» и, безусловно, самым уважаемым. Никто не помнил, как он здесь появился и почему решил пустить корни на этом островке безобидных отщепенцев.

– … но если в любой переделке стараться не выжить и победить, а просто оставаться человеком, выжить можно везде, – закончил Михаил свою очередную сказку.

Старик улыбался. Он был счастлив.

– Где ваш склад ядерного оружия? – монотонно бубнил себе под нос Иван Пономаренко. – Тансиный хэкмуги чочжансонын одичжи?

Штаб ВКС месяц назад решил увеличить квоту снабжения всем, кто уверенно владеет языками вероятного противника хотя бы в объеме военного разговорника, и теперь жизнь простого советского инженера Витьки Ломакина превратилась в ад. Он-то языки эти в гробу видал. Ну, кроме английского, на котором публиковали большинство международных научных журналов. А тут, как ни зайдешь в комнату общежития, лежит Иван с планшетом в обнимку на застеленной мятым одеялом койке и бубнит свои боевые мантры.

– Тедапхэ, анимен Иван-эге мельленхэсо норыль ссабориль гоя! – это мяуканье Витька понял уже без перевода. Любые разговорники Воениздата, едва дело шло к расстрелу, поминали только Ивана.

В коридорах общежития на Титане-Орбитальном эту фразу можно было услышать на любом языке, от вьетнамского до суахили.

– О, Витька! – Иван отложил планшет и сел. – Да ты вернулся уже! Чего так быстро? У вас же программа на трое суток была?