черный чай, играли в нарды, шахматы и карты. И рассказывали покрытые пылью времен легенды своих народов: о Богомоле, о Царе крокодилов, о шутнике Локи, о мудрости и одноглазом Одине, о смерти и Бароне Субботе, о джиннах, хитрости и ракшасах, о детстве и юности, о старости и о том, что бывает после смерти… Комсомольцу слышать подобные разговоры было нельзя – на Земле, Луне и Марсе сознательные элементы давно уже сообщили бы об этом кому следует, и Мишку ждал бы как минимум строгий выговор, а как максимум – комсомольский билет на стол и позор до конца жизни.
Бородин вынул из кармана пластиковую карточку с фотографией и данными – в конце двадцать второго века это могло бы уже стать пережитком прошлого, если бы не было символом принадлежности к самой мощной организации Солнечной системы. Повертев билет в руках и улыбнувшись бесполезности этого кусочка пластика здесь, на «Хламе», Михаил вернул его в карман и, разлив горячий чай местного производства по крохотным стаканчикам, вернулся к рассказам Черного Боба.
Да, вначале всё внутри него протестовало против этой глупости – в Солнечной системе давно уже победил материализм, – но игнорировать встречи со стариками Бородин не мог. Его словно магнитом тянуло в крохотную комнатку, к сморщенным и улыбающимся лицам, к добродушным шуткам и легендам вымирающих или умерших народов…
Самому себе Михаил объяснял этот интерес обыкновенным любопытством и тем, что он практически был лишен детства – нежный возраст Бородина прошел в лагерях, кампусах и муштре, ведь идеальных солдат СССР пестовал с самых ранних лет. Потом Доктор решил, что его увлечение есть не что иное, как эскапизм, ведь до попадания на «Хлам» всё в жизни Михаила было четко, ясно и понятно, а теперь он лишился всего – боевых товарищей, веры в себя, смысла жизни… Реальность окружавшего его мира дала трещину и разваливалась на куски, а он ничего не мог с этим поделать.
А что он получил взамен? Осколки древних легенд и истории, выдуманные кучкой выживших из ума мешков с костями. Да уж, равноценный обмен, ничего не скажешь!
Мятежники были вооружены кое-как. Подобно большинству отщепенцев в Солнечной системе. Глядя на сосредоточенные лица «цыплят», Доктор уже представлял, кого после операции будет «ломать» особенно сильно. Одно дело – стрелять по роботам на тренировке и ботам в виртуальной реальности, и совсем другое – по живым людям, чьим-то братьям, отцам, матерям. Да, кто-то будет действовать на автомате, как машина, полностью отключившись от происходящего; кто-то будет искренне переживать оттого, что лишил жизни разумное существо, еще недавно ходившее, дышавшее, любившее; кто-то поймает кураж… и вполне может быть, что станет жертвой собственной самоуверенности. Сам Михаил во время любой операции наблюдал за собой как бы со стороны – это не он сейчас скосил двух сопляков, возомнивших себя супергероями, это не он только что четким и выверенным движением проломил череп верзиле, напавшему на «цыпленка» со спины, это не он… это кто-то другой – жестокий, хладнокровный, умный и безжалостный. Идеальный солдат Советской Армии.
Хмыкнув, он кончиками пальцев прикоснулся к нарисованным на броне красным звездам. Ради них он готов и убить, и умереть. Для кого-то это всего лишь рисунок на броне, но Бородин был идеалистом, для него эти звезды олицетворяли Родину, и тут уже не было важным, где именно эта Родина: рядом с березками под Казанью, в пустыне Средней Азии, на обратной стороне Луны или под красноватой пылью Марса. Для кого-то Родина – это Земля, крохотная, затерянная среди звезд песчинка, для кого-то – великая страна, для кого-то – это город, где он прожил всю сознательную жизнь, для кого-то – семья… Бородин был идеалистом. Ради этих звезд он убивал и умирал.
Понимая, что находится на самой грани, что вот-вот слетит с катушек, Михаил до одури «прокачивался» в спортзале, тренировками и упражнениями заполняя всё свободное время, которого у него было в избытке, ведь на «Хламе» целыми днями можно было вообще ничего не делать. Пару-тройку раз в неделю Бородин шел на поводу у собственного любопытства и приходил-таки на посиделки к старикам. Тогда он с жадностью ловил рассказанные скрипучими голосами мифы о том, как Барон Суббота, вселившись в одного неплохого парня, превратил того в мошенника, элегантно и безнаказанно умыкнувшего у Соединенных Штатов Америки сотни миллионов долларов, и диктатора, запугавшего собственный народ настолько, что население и не помышляло ни о каком сопротивлении.