тайной задачи, которую мы сами на себя возложили, — помочь девушке, звавшейся теперь леди Марией, пережить женитьбу ее отца на королеве Анне.

— Твоя верность достойна всяческого восхищения, — в голосе Рейфа была нескрываемая горечь.

После долгого напряженного молчания я решилась заговорить:

— Нам нужны новые коды для обмена сообщениями. И их должно быть достаточно, чтобы мы могли вовремя предупреждать друг друга о самых разных вещах.

— Как скажешь…

Мы по-прежнему говорили с ним на одном языке, но близость меж нами исчезла. Следующий час мы провели, придумывая, что будет значить упоминание в заказе того или иного изделия из шелка, и голоса наши звучали так чопорно и холодно, словно мы вели пустую официальную беседу.

Я решила, что пошлю сигнал Рейфу немедленно прибыть ко двору только в самом крайнем случае. Пусть просто передает принцессе то, что будет зашифровано списком товаров.

— Расскажи, как ты собираешься доводить мои новости до принцессы? — Я не представляла, станет ли он действительно отправлять ленты, кружева и тесьму, чтобы передать мое сообщение принцессе Марии, либо будет лично встречаться с нею.

— Лучше тебе этого не знать. Так будет безопаснее, — Рейф не смотрел мне в глаза.

Больше нам сказать друг другу было нечего. Я поднялась со скамьи, на которой сидела, и приготовилась сойти с барки.

— Будь осторожна, Тэмсин, — услышала я голос Рейфа у себя за спиной. Что-то в его тоне подсказало мне, что он имеет в виду гораздо большее, чем способность пройти, не споткнувшись, по спущенным на берег сходням.

Я вернулась во дворец в полном отчаянии — вполне возможно, что больше мне никогда не удастся увидеть Рейфа Пинкни. Чтобы заглушить горечь потери, я, очертя голову, кинулась в веселую кутерьму рождественских праздников.

Однажды солнечным мартовским днем королева Анна отправилась в Хэтфилд, чтобы навестить свою маленькую дочку. Она взяла с собой только нескольких дам, фрейлин и служанок, и еще крохотного песика Перки[125]. Ее величество обожала его, как своего ребенка, и я, должна признаться, до некоторой степени разделяла это чувство.

Перки не был похож ни на одну из собак при дворе. Он был мал ростом — не более фута[126] в холке, но крепок, покрыт курчавой белой шерсткой, имел пышный, как плюмаж, хвост, задранный на спину, длинные уши, скрытые волнистой гривой, и смотрел на мир круглыми черными блестящими глазками. Любвеобильный и необычайно любознательный, он везде бегал, пытался со всеми подружиться и не стремился исследовать. Вот почему, после того как он устроил беспорядок в детской принцессы Елизаветы, мне было велено вывести его в сад на прогулку.

Схватив Перки под мышку, я отправилась в свою первую прогулку по окрестностям Хэтфилдского дворца, принадлежавшего ранее епископу Илийскому. Квадратный внутренний двор обступали здания красного кирпича, а к находившейся рядом церкви вела галерея. Оказавшись снаружи, я без труда поняла, где находится большой зал, выходивший окнами в один из садов. Я поспешила туда, ибо около него должна была встретиться с той, кто проведет меня к принцессе.

Когда принцессу — а в мыслях своих я отказывалась называть ее леди Марией — определили присматривать за ее маленькой сестрой, ей сказали, что она может взять с собой только двух женщин, которые прислуживали бы ей как простые служанки. Одна из них и была такой служанкой, взятой в какой-то бывшей резиденции принцессы — что называется, девушка на все руки, а другая была Мария Витторио. Она