В семидесятых группа исследователей симулировала симптомы болезни, чтобы стать пациентами нескольких психиатрических клиник в пяти различных американских штатах. Они говорили, что слышат голоса, произносящие три слова: пустой, полый, бух. Сразу же после госпитализации они бросали притворяться и больше не упоминали про голоса.
А вот и безумие
Врачи не верили, что они поправились, и все равно держали их в больнице — некоторые из этих исследователей в результате провели там несколько месяцев. Их отказывались выпускать, пока они не признают наличие у себя психического заболевания и не согласятся принимать лекарства. Так действуют ярлыки. Они приклеиваются.
Если люди считают тебя СУМАСШЕДШИМ то, что бы ты ни делал — все будет нести на себе штамп «СУМАСШЕСТВИЕ».
Один из исследователей вел дневник — он записывал, как с ним обращались, чем кормили и все такое. Когда эксперимент был закончен, он смог прочесть, что писали о нем доктора и медсестры. Они видели, что он что-то царапает в своей тетради, и фиксировали это так: пациент проявляет зацикленность на письме.
И что это вообще значит?
Я не придуриваюсь. Я честно не понимаю, что это значит. Это то, что я делаю? Я проявляю зацикленность на письме? Я еще и рисую. Это зацикленность на рисовании? Между нами, я время от времени хожу посрать. На этом я тоже зациклен?
Ну что тут скажешь? У Свина есть на этот счет хорошая поговорка, и мы повторяем ее, как мантру, как особое рукопожатие. Мы открываем новую банку пива, и когда оно плюется нам на руки, Свин фыркает:
— Всех мудаков не переделаешь.
Потом мы чокаемся банками и орем изо всех сил, стараясь перекричать шум улицы:
— Но к этому надо стремиться!
Я знаю, это глупо, но вроде как помогает.
Вообще-то, мне надо идти.
Дениз только что появилась в конце коридора.
— Приходи, когда будешь готов, Мэтт.
Обычно я заставляю ее ждать. Вроде как стою на своем. Но она сегодня какая-то расстроенная, и мне, честно говоря, ее жалко. Серьезно, кажется, воздух можно резать ножом. Да что ножом, тупыми ножницами, которые выдают в группе арт-терапии. Явно что-то случилось.
Распахнуть
Мы смотрели «Истэндерс», сидя на большом зеленом диване.
Я, мама и папа сидели на диване, а Саймон обычно устраивался на ковре, скрестив ноги по- турецки.
Это была серия, в которой Бьянка уезжает из Уолфорда, но с тех пор прошло уже сто лет. Я ее помню только потому, что Саймон был неравнодушен к Бьянке. Мне горько думать об этом. Или просто грустно. Невероятно грустно. Теперь это наш новый семейный портрет: мы втроем сидим на диване и смотрим на то место, где раньше был Саймон.
Я вам уже об этом говорил.
Я сказал, что «Истэндерс» был нашим ритуалом, что мы даже записывали серии, которые не могли