— Возможно, но в данный момент я боюсь доктора Гримсби больше, чем вас.

Герцог ухмыльнулся:

— Никто не сможет меня упрекнуть в том, что я отказал даме.

Она поставила банку рядом с кроватью и придвинула стул. Обаяние герцога вернулось вместе со здоровьем, и Белла чувствовала, что теперь оно действует на нее куда сильнее. Больной сцепил руки над головой и откинулся на подушки.

На нем была свободная белая рубашка и бриджи, и Белла мысленно поблагодарила Коутса за то, что предусмотрительно одел хозяина. Теперь, когда он больше не страдал от лихорадки и быстро шел на поправку, она понимала, что не должна оставаться с ним наедине, тем более в спальне. Мечущийся в жару, стоящий на краю могилы герцог — это одно, а здоровый и красивый Джеймс Девлин — совершенно другое.

Однако почему-то она чувствовала нечто сродни разочарованию, понимая, что больше не будет за ним ухаживать.

Белла подняла его рубашку, и у нее участился пульс. За время болезни он сильно исхудал, и теперь у него можно было пересчитать все ребра. Ей много раз приходилось видеть его обнаженный торс во время болезни, но ни разу она не ощутила ничего, кроме искреннего сострадания. Теперь он поправился, и к ней вернулись другие чувства.

— Белла…

При звуке его голоса она вздрогнула.

— Да?

Она заметила напряжение в глазах герцога, но затем он, очевидно, передумал и перевел взгляд на банку с мазью, стоящую возле кровати.

— Ты лучше поскорее заканчивай с этим, — хрипло сказал он.

— Конечно.

Она осторожно сняла бинты. Рана больше не была воспаленной. Остался лишь немного припухший шрам, после того как доктор Гримсби снял швы.

— Видишь? Все зажило, — проворчал пациент.

— Да. Это замечательно. Доктор Гримсби был совершенно прав, вскрыв рану.

— Я смутно помню, как ты прочитала мне письмо, которым вызвала его в Уиндмур. Но когда пришел в себя и увидел, как он навис надо мной с ножом, а потом всадил мне его в бок, то подумал, что это мясник.

— Оказалось, что мясник — доктор Мадлтон.

На лице герцога отразилась ярость.

— Ты права. До гробовой доски не забуду его мерзких пиявок.

Белла взяла банку и обмакнула в мазь чистую салфетку. Джеймс молча наблюдал, как она обрабатывает рану. Ее руки были бесконечно нежными. Пышные волосы источали слабый запах лаванды. Она работала быстро и ловко — научилась, ухаживая за ним.

Рану обожгло болью, и Джеймс со свистом втянул воздух.

— Мне очень жаль, если вам больно, — прошептала она.

— Я согласен терпеть все, что угодно, кроме лихорадки.

Белла подняла глаза. «Зеленоглазая колдунья!» Джеймс в тысячный раз задал себе вопрос, почему она осталась с ним. Большую часть времени он провел в бреду и не всегда мог различить грань между видениями и реальностью, но в одном был уверен — в постоянном присутствии Беллы. Она ничего ему не должна, меньше всего он мог рассчитывать на ее преданность, и все же она всегда была рядом.

Джеймс хотел ее. И это желание не имело ничего общего с первоначальным планом ее совращения с целью подчинить своей воле. Теперь желание было яростным, всепоглощающим, затрагивающим все его существо. Вероятно, надо оказаться на волосок от смерти, чтобы начать больше ценить жизнь. И эту женщину.

— Теперь я должна наложить повязку, — сказала она.

Для выполнения этой задачи ему необходимо было придвинуться ближе. Белла прикусила губу, стараясь быстро и аккуратно обернуть чистый бинт вокруг его торса. У Джеймса вскипела кровь, и напряглись мышцы. Он весь оказался во власти первобытного неукротимого желания. Он представил себе ее губы, касающиеся его рта, волосы, щекочущие грудь, руки, ласкающие его каменно-твердое мужское естество.

Белла вздрогнула.

— Я делаю вам больно?

«Да, я изнемогаю от желания».

— Нет. Делай то, что надо.

Его голос прозвучал грубо.

Он принялся медленно и глубоко дышать, стараясь усилием воли расслабиться, но преуспел лишь в одном — вдохнул аромат ее волос и едва не потерял голову. Черт, раньше он умел держать себя в узде. Сейчас не время. Поступками мужчины должна управлять голова, а не мужское достоинство. Тем более когда впереди так много нерешенных вопросов.

— Коутс сказал, что преступника так и не нашли, — проговорил Джеймс.

— Конокрада? — переспросила Белла чуть энергичнее, чем следовало.

— Это был кто-то, кого ты знаешь, Белла?

Она опустилась на стул, словно неожиданно лишилась сил.

— Нет. Вы уже задавали мне этот вопрос.

— Ты обвинила меня, что я организовал за тобой слежку. И, насколько я помню, была в этом уверена.

— Я ведь уже говорила, что ошиблась.

Герцог не поверил ей, но не стал настаивать. Он поручил сыщику Папазяну провести расследование, но хитрый армянин пока не давал о себе знать. Впрочем, если он и пытался связаться с Джеймсом во время его болезни, ему все равно никто бы ничего не сказал. Джеймс решил, что необходимо как можно скорее вызвать сыщика и узнать новости.

— Ты поможешь мне встать?

— Это было бы глупо.

— Тогда я попробую сам.

— Хорошо, только ненадолго. Вы можете посидеть в кресле.

— Упрямая и властная женщина.

Белла слегка покраснела.

— Возможно, так и есть, — улыбнулась она, — но вам, как выяснилось, нужна твердая рука.

Она обняла герцога за плечи и помогла подняться. Ее теплое дыхание щекотало шею. Джеймс почувствовал прикосновение ее грудей, и ему стало трудно дышать. На лбу выступил пот. Он спустил ноги с кровати, потом с помощью Беллы встал. Ноги предательски дрожали, но колени не подломились. Зато сильно закружилась голова.

— Хотите лечь?

— Дай мне стул, пожалуйста.

Белла подвинула кресло, и герцог опустился в него.

— Черт бы побрал все на свете! Что за ерунда! Если бы Брент, Энтони и Джек могли видеть меня сейчас!

— Вы просили меня не писать им, помните?

— Помню. Я не хотел, чтобы они навещали меня на смертном одре.

Белла сильно побледнела, и Джеймс сразу пожалел о сказанном. Его оправдывало лишь то, что он вовсе не желал расстраивать ее неосторожными словами. Разговоры о смерти никому не приносят радости, тем более что еще пару дней назад она стояла на пороге.

Проблемой была его гордость, ее он имел в избытке и ненавидел любые проявления слабости. Он поддавался эмоциям в детстве, когда часами рыдал одинокими вечерами, — все друзья разъезжались на каникулы, а он оставался в школе. Студенты, всегда с нетерпением ожидавшие возвращения домой,