– Мне нужно только два красных. Принеси. В одиночестве и тихо. Лучше бы и командир прибыл. Дай-ка ему трубку.

– Что там у тебя? – приняв трубку, спросил полковник.

– Во-первых, у меня двое пленных заперты в комнате подвала. Дверь железная, не выберутся. Оба вооружены...

– Хорошенькие пленные. Кто такие?

– Допрос ты будешь проводить. Я спросить не успел. Обыскивали дом, тщательно. Там я их и накрыл. Но сидят пока тихо, звуков не подают.

– Ладно, справимся. Ты сказал «во-первых», а что «во-вторых»?..

– Джабраил уехал, но около своего дома высадил из машины человека, с которым в доме Ахмата беседовал, а потом с собой забрал. Русоволосый такой парень... С простеньким лицом... Тот поднялся на чердак, когда я на крыше сидел, и оставил перед окном стандартный «дипломат» с «винторезом». Машина уехала раньше, человек ушел пешком. С чердака открывается прямой вид на двор Ахмата Хамкоева, вашего ментовского капитана, у которого Джабраил и скрывался. Жена капитана провожала Джабраила, как дорогого родственника, обняла и всплакнула на прощанье. А он ей в благодарность отправил человека на чердак... Я из этого делаю вывод, что Джабраил уехал и желает «подчистить» за собой место. Оставил «чистильщика»...

– Понял. Предложения? – спросил Согрин сосредоточенно.

– Ахмата предупредить. Тогда он лучше расколется. В «винторезе» на чердаке только два патрона. Я проверил. Меняем их на маркеры, чтобы вечером в полумраке это на кровь походило... И пусть стреляет...

– Почему ты думаешь, что снайпер будет стрелять вечером?

– Так вы ж Хамкоева только вечером отпустите...

– Резонно.

– После этого делаем ему очную ставку со снайпером, которого я за работой накрою.

– Согласен. Мы с Кордебалетом тебе поможем...

– Осложнение в другом... Те два типа в подвале – в комнате изнутри закрылись. А я их еще снаружи запер. До темноты они будут, думаю, отсыпаться, а вечером попробуют выйти. Надо брать мальчиков, пока снайпер не подошел. Иначе они начнут выходить не вовремя. Будет шумно, он не захочет работать. Снайперы не любят шума.

– Согласен. Здесь наши попутчики во главе с майором Султановым. Я их подключу...

– Годится. Подъезжайте...

Майора Султанова полковник нашел в кабинете начальника горотдела, где тот, вместе с хозяином кабинета, еще раз беседовал о ночном происшествии с капитаном Ахматом Хамкоевым, который грудь держал колесом и плечи отчаянно распрямлял, словно подставляя их под новые майорские погоны.

– Мы вам не помешаем. – Согрин не спросил, а сказал утвердительно, отчего на него сразу подняли глаза. – Я даже помогу вам, задав капитану несколько наводящих вопросов. Тогда он сможет более четко нам ответить...

Кордебалет, вошедший вместе с полковником, уже оказался у капитана за спиной и вытаскивал у того из кобуры пистолет.

– Что случилось? – грозно спросил начальник горотдела. – Что вы тут себе...

Майор Султанов отреагировал спокойно:

– Кажется, власть переменилась, – и посмотрел на хозяина кабинета, готовый проделать с тем такую же операцию, какую Кордебалет проделал с обалдевшим от неожиданности капитаном.

– Не совсем так. – Согрин успокоил майора. – Власть осталась, кажется, прежняя, а вот обстоятельства появились новые. Известный всем нам Джабраил Алхазуров, поймать которого сейчас пытаются на всех дорогах города, выехал не откуда-нибудь, а из дома капитана Хамкоева, где провел, думается, не одну ночь...

Капитанские погоны, не дождавшись смены на майорские, придавили плечи бедного Ахмата так, что он обессиленно сел, как упал, на стул и просто чудом не промахнулся. Впрочем, Кордебалет стул пододвинул ближе, чтобы капитан на полу не оказался.

– Скажите, капитан, сколько суток провел ваш родственник под вашим кровом?

Ахмат хватал воздух ртом, как рыба в руках рыболова. И ничего не отвечал.

– Вы уверены? – спросил хозяин кабинета, переводя взгляд с капитана на полковника и обратно.

– Я не просто уверен. Мне сейчас позвонил мой офицер, который с чердака бывшего дома Джабраила Алхазурова снимал на пленку, как жена капитана провожала мужа своей сестры. Провожала и не знала даже, что этот человек приготовил ей... – без стеснения врал полковник, чтобы выглядеть перед капитаном убедительнее. – А приготовил он... Простите... Не ей, хотя и ей тоже... Ей – участь вдовы, а капитану Хамкоеву две пули из «винтореза», которые должен пустить снайпер предположительно сегодня вечером...

– Какой снайпер? – вместо капитана, которого должен больше других интересовать этот вопрос, спросил начальник горотдела.

– Русоволосый парень, с простеньким таким лицом. Он обязательно подойдет туда, где оставил подготовленную для стрельбы винтовку. Такими винтовками киллеры бросаются только в плохом кино. Настоящий киллер за такую винтовку собственную маму съест.

Произнося эти слова полковник, как и майор Султанов, внимательно наблюдали за реакцией Ахмата. И оба поняли, что капитан Хамкоев узнал по описанию, кто должен был в него стрелять. В глазах вместе с растерянностью появился испуг, но вот чего оба офицера хотели увидеть, там не появилось – желания постоять за себя, отомстить, в конце концов. Видимо, авторитет Джабраила Алхазурова был настолько велик, что Ахмат не мог сразу отделаться от его влияния.

– Так что, товарищ капитан, говорить вы будете? – напрямую спросил Согрин.

Ахмат попытался было вскочить, чего от него, такого растерянного, трудно было ожидать. Но этого ожидал Кордебалет, стоящий у капитана за спиной. И просто двумя руками, положенными на плечи, как мальчика, усадил капитана обратно на стул.

– Это несерьезно, – включился в разговор майор Султанов. – Вас, можно сказать, спасли от смерти, хотя и лишили незаслуженного повышения по службе, вам предлагают сотрудничество с тем, чтобы это было учтено при решении вашей судьбы, а вы начинаете какие-то фортеля выкидывать... Подумайте о себе... И побыстрее думайте, поскольку у нас у всех время ограничено... Если сейчас задержат Джабраила Алхазурова и он начнет давать показания раньше вас, ваши признательные показания уже никому не будут нужны...

– Задержите сначала Джабраила. – Ахмат сглотнул ком, застрявший в горле, и произнес первые слова после неожиданного кардинального переворота ситуации.

– Вы уверены, что мы его не задержим? – с нажимом спросил Султанов, словно обвиняя в возможном бегстве Алхазурова именно капитана Хамкоева.

– Я буду говорить о нем, если вы его задержите. Но я ничего не скажу, если он уйдет. Я не хочу быть предателем.

– Он приказал убить вас.

– Я не верю.

– Вечером мы дадим вам возможность убедиться.

Ахмат вздохнул обреченно.

– Да, Джабраил жил у меня. Как добрый родственник и сосед я не мог отказать ему в убежище, хотя знал, что он находится в розыске. Но он уже отошел от боевиков и приезжал в город, чтобы забрать из развалин своего дома свои старые нотные тетради. Кое-что он нашел и жалел, что не нашел всего. Джабраил хочет уехать в Германию и заниматься снова музыкой. Он дни и ночи в моем доме просиживал над нотными тетрадями и жалел, что у него нет инструмента. Я ничего не знаю о других его делах, я же сам честно занимался своей службой... Я даже сознаюсь, что советовался с Джабраилом о том, как мне быть с этими десятью людьми Юрки Шкурника. Он сказал, что со временем каждый человек сам выбирает, жить ему или умирать...

Это очень не походило на заранее заготовленную речь. И даже начальник райотдела закивал головой, словно подтверждая слова своего капитана и проникаясь горечью обиды за несправедливо обиженного героя.

– Значит, капитан, в дополнение к государственной амнистии, вы объявили личную амнистию Джабраилу Алхазурову, – полковник Согрин сделал вид, что верит искренности Хамкоева и готов обвинить его только в укрывательстве человека, состоящего в розыске, но уже не в предательстве, и не причислять капитана к боевикам.

– Это моя вина. – Ахмат повинно опустил голову, но Согрин заметил, как быстро перед этим мелькнул взгляд маленьких глаз Хамкоева – моментально он осмотрел всех троих, кого мог видеть, чтобы проверить впечатление от своих слов. Впечатление Ахмату, кажется, понравилось, и он продолжил, повысив голос. – И я готов отвечать за нее. Но и вы тоже поймите душу горца. Мы можем смело воевать, мы можем даже быть грабителями, но мы никогда не откажем человеку, который просит у нас помощи, гонимому всеми человеку, не имеющему возможности спрятаться, чтобы начать новую жизнь. А уж тем более отказать родственнику. Такого не бывает у горцев. И еще поймите нашу национальную душу. Джабраил Алхазуров был надеждой и славой нашего народа. Его музыка по всей Европе прошла.

– Только могла пройти, насколько я знаю, – поправил Согрин. – Все говорили, что он талантлив и сможет многого достичь, а он вместо этого ушел в помощники Басаева.

– Все равно. Его сам Дудаев попросил стать командиром отряда. Как мы гордились своим первым президентом, так мы гордились и своим композитором. Джабраил – наша надежда... Я не мог предать такого человека. Тем более что он заверил меня в своем возвращении к музыке.

– Это – да, это – правда, – растроганно сказал начальник горотдела.

– Тогда зачем же он приказал убить вас, скажите нам, Хамкоев? – настаивал на своем Согрин.

– Это какая-то ошибка. – Голос Ахмата звучал с болью обреченного на непонимание.

– Вот вечером мы и проверим. – Полковник Согрин, не спрашивая согласия начальника горотдела милиции, начал командовать. – Майор Султанов, вы можете обеспечить капитана Хамкоева надежной камерой в городском управлении ФСБ?

– Здесь не управление, – поправил майор полковника. – Здесь только отдел. А что касается камеры, то обеспечим.

И встал, показывая, что Хамкоеву тоже следует сделать это. Капитан понял и тоскливо посмотрел на начальника горотдела, который не посмел возразить. Кордебалет убрал руки за спину и не помешал капитану встать...

Майор Султанов по ментовской системе централизованной городской связи опросил все посты, потом связался и с комендатурой, чтобы выяснить