еще вчера решил, что пора ему уезжать из Гудермеса, где его слишком хорошо знают. И даже сообщил о своем решении Ахмату. А потом дал сигнал о подготовке к отъезду.

Кроме того, здесь появились кадыровцы, которые тоже способны сразу опознать Джабраила. Пусть он и не участвовал в убийстве старшего Кадырова, но он тогда был рядом с Басаевым. И это для Кадырова-сына решает все. Джабраил считается в числе его главных врагов, и на него объявлена охота. Кадыровцы опаснее и местных ментов, и комендантских войск...

Когда уходил на службу Ахмат, Джабраил не слышал. Он спал, не раздеваясь и не застелив диван. Более того, даже диван умышленно не разложил, чтобы чувствовать неудобство и проснуться по первому сигналу. Он проснулся от первого негромкого стука в дверь и привычно сунул руку в тапочку, куда клал на ночь пистолет. Другие его под подушку прячут. И, если что-то случается, если кто-то в комнату сумеет войти, в первую очередь блокируют доступ к подушке. А в тапочке искать оружие никто не догадается. И не видно его, потому что пистолет в нижней тапочке прикрывается сверху второй. Джабраил всегда имеет возможность наклониться, якобы желая тапочки надеть, и пистолет окажется у него в руке. Об этой привычке Джабраила никто не знал, и он тщательно берег собственное ноу-хау, считая, что после разглашения эта мера может не сработать.

– Кто там?

– Джабраил, приехал Завгат, – негромко сообщила жена Ахмата своим грудным, глубоким голосом.

– Пусть пока подождет в машине. Еще должен Урусхан подойти, этот пусть сразу ко мне проходит...

– Хорошо, – ответила обычно молчаливая женщина, так не похожая ни внешне, ни характером на свою сводную сестру, и только голос ее напоминал Джабраилу голос жены, и оттого ностальгически волновал. В комнату она так и не вошла, и сразу удалилась на свою половину дома, чтобы не мешать гостю умываться и собираться. Должно быть, Ахмат уже предупредил ее, что гость покидает гостеприимный тихий дом после такой шумной ночи, когда она даже не вышла из комнаты. Тоже, должно быть, Ахмат запретил.

Пока Джабраил умывался и брился – он в отличие от других боевиков не любил носить бороду даже в бытность свою в лесу, придерживаясь европейской традиции, – неслышимой тенью пришел Урусхан и уже дожидался в комнате Джабраила, скромно усевшись на краешек стула и положив руки на колени. Урусхан давно привык играть роль человека, который пребывает в не совсем здравом уме, и вел уже себя соответствующим образом. Его кроткий взгляд мог пронять самого сурового человека, а уж какое-то подозрение Урусхан вызывал в последнюю очередь.

«Дипломат», о котором Джабраил напомнил в своем телефонном звонке, аккуратно стоял под стулом, и Джабраил сразу заметил его. Урусхан вообще всегда славился аккуратностью в выполнении любого приказа, часто не свойственной большинству других людей. И даже эта его аккуратность, порой чуть-чуть излишняя, выглядела слегка неестественной, нездоровой. Иногда и сам Джабраил себя спрашивал, нормален Урусхан или в самом деле он человек не совсем в себе. Но пока все отклонения от нормы, что удалось заметить, шли только на пользу делу, и Джабраила это устраивало. Если же кто-то Урусхана напрямую спрашивал о здоровье, а такое тоже случалось в присутствии Джабраила, тот в ответ очень мягко улыбался и неуверенно плечами пожимал, оставляя каждому возможность оставаться при своем мнении.

– Ты прибыл вовремя, – так Джабраил похвалил.

– Я прибыл как ты велел. Там, за воротами, машина с Завгатом. Ты уезжаешь?

– Да, сегодня. Завтра сможешь и ты уехать.

– Куда мне ехать? – Голос Урусхана звучал равнодушно, словно ему не было разницы, где находиться и что делать.

– В Москву, как и все остальные. Завгат все тебе подробно объяснит. Даст адрес, где остановиться. Там я тебя сам найду. С документами у тебя все в порядке?

– У меня даже есть вызов в московскую больницу на лечение. Там надо только дату поставить. Я сегодня же и поставлю...

– Стоп-стоп... Вызов же не сегодня выслали, – предупредил Джабраил.

– Я понимаю. Дам запас на медлительность почты. А сегодня мне... Есть работа? – Рука Урусхана с колена опустилась на угол «дипломата», нежно ощупывая его.

– Есть, – Джабраил помрачнел. – Работа нехорошая, но необходимая. Ты слышал, что вчера здесь произошло?

– Мне рассказали... В городе говорят об этом... Ахмат застрелил Паленого... Брат Паленого объявил Ахмата «кровником»...

– Даже так? – удивился Джабраил новостям. – Что это за брат? Откуда он взялся?

– Малолетка. Всем соседям объявил и ушел из дома.

– Малолетка – это сколько?

– Кажется, четырнадцать или тринадцать...

– Самый хороший возраст. Только зря этот малолетка погорячился. Ахмат не убивал Паленого.

Урусхан не проявил никакой эмоции, даже глазами не повел и вопроса не задал, ожидая, что Джабраил, если начал рассказывать, доведет свой рассказ до конца.

– Паленого убил я. Они пришли втроем и хотели проникнуть во двор через калитку со стороны моего дома. Я как раз был там и увидел их...

– Что должен делать я? – спросил Урусхан, сохраняя спокойствие и деловитость.

Джабраил никогда коварством и жестокостью не отличался, не имел склонности к предательству, и сейчас ему было стыдно и трудно отдать приказ. И именно потому он начал объяснять Урусхану необходимость выполнения такого приказа, хотя никогда раньше в подробности старался не вникать – просто отдавал приказ, и этого было достаточно.

– Стрелял я. Из «беретты». У Ахмата был автомат. Разные калибры. Сегодня начнут извлекать пулю, и возникнут вопросы к Ахмату, на которые он ответить не сможет.

– Ахмат приговорен? – просто спросил Урусхан, давая понять Джабраилу, что он не нуждается в деталях.

– Да, он может расколоться. И это опасно не только для меня. Это опасно для всего нашего дела... – Джабраил все же оправдывался, как показывал тон сказанного. Не перед Урусханом оправдывался, а перед собой.

– У меня осталось только два патрона, – пожаловался Урусхан.

– Этого тебе хватит. Вечером, когда стемнеет, пойдешь на чердак моего дома. Оттуда хорошо видно двор Ахмата. Ахмат выйдет кормить собаку...

– А если выйдет жена?

– Она только готовит. Собаку кормит он. Жена собаки боится. Выйдет кормить собаку, ты стреляешь. Два выстрела, на всякий случай. Не жалей патроны. Пусть брат Паленого отвечает. Малолетке много не дадут. Винтовку уносишь. А сейчас... Мы с Завгатом тебя подвезем, ты заранее отнеси винтовку на чердак, чтобы вечером не таскаться с ней по городу. – Джабраил посмотрел на часы: – Все. Едем.

Собрать вещевой мешок ему оказалось недолго. Жена Ахмата ждала на веранде. Приготовила поесть в дорогу... Джабраил, чтобы не смотреть женщине в глаза и не выдать свой стыд, обнял ее и спустился с крыльца...

Завгат свое дело знал хорошо. Объехав, как приказал Джабраил, квартал, он молча высадил у провала в стене Урусхана и сразу поехал дальше.

– Где вторая машина? – спросил Джабраил.

– Через три квартала. Номер военный. Форма в машине...

Через три квартала Завгат свернул во двор такого же разрушенного дома, как и дом Джабраила. Там стоял другой «уазик», зеленого цвета и с военным номером. Из машины вышел младший брат Завгата, даже не поздоровался с Джабраилом, словно не заметил его, и сел за руль приехавшей машины. Джабраил с Завгатом перебрались в новую.

– Что он у тебя такой угрюмый? – усмехнулся Джабраил, переодеваясь в камуфляжку с погонами армейского подполковника.

– Я сказал ему, чтобы он никого не видел. Ни меня, ни тебя... Он так хорошо меня понял... Он у меня вообще сообразительный.

– Если кто-то видел, как мы отъезжали, его остановят...

– Ну и что? Прав нет? Здесь у половины водителей прав нет. А машина наша. Не в угоне. Придраться не к чему.

Сам Завгат оделся в форму прапорщика. Протянул Джабраилу целлофановый пакет.

– Приклей усы. С усами тебя никто еще не видел. Документы у тебя в левом внутреннем кармане. Познакомься...

Полковник Согрин, сидевший вместе со следователем в одном из тесных кабинетов горотдела, не слишком обеспокоился прервавшимся разговором. Сохно – есть Сохно, и за него беспокоиться даже неприлично... Прервался – значит, ситуация того требовала. И сам звонить Сохно не стал. Но тут же позвонил в первую очередь коменданту города, чтобы предупредить о выезде Джабраила и о необходимости блокировки всех дорог. И только после этого, когда и следователь прислушался к словам полковника, кивнул ему, таким образом объясняя ситуацию, и поспешил к дежурному по горотделу.

Менты реагировали не слишком быстро, поскольку дежурный решил сначала доложить начальнику, потом начальник доложил прибывшим из Грозного офицерам ФСБ, тем самым «альфовцам», с которыми спецназовцы летели в самолете, и только после этого были подняты по тревоге все наличные силы. Серый «уазик» мог уже уехать далеко, если комендант города оказался таким же нерасторопным. Сам полковник Согрин, как и «альфовцы», принимать участие в блокировке дорог не пожелал, считая эту работу для себя малопродуктивной, и вернулся в кабинет, где проводился допрос одного из вчерашних боевиков Юрки Шкурника.

Но тут опять позвонил Сохно.

– Командир, где Кордебалет? Не могу ему дозвониться.

– В соседнем кабинете. Позвать?

– Если не трудно.

Согрин опять кивнул следователю, извиняясь, и вышел, чтобы вызвать из соседнего кабинета, где допрашивали другого вчерашнего боевика, Кордебалета.

– Сохно тебе дозвониться не может, – и передал свою трубку.

– У тебя маркеры есть? – сразу спросил Сохно.

– Какие маркеры? – не понял Кордебалет.

– Патроны-маркеры[11]. Я видел, ты на базе с ними возился.

– Есть с десяток.