может найтись применение. В том, что Алхазуров не вернется, никто уже не сомневался. И оставалось только удивляться, что не растащили по кирпичику и весь дом. Но время еще есть. Значит, растащат...

Двор был заброшен и запущен, зарос многолетней травой, пробившей себе путь к свету меж тротуарных плиток, некогда уложенных аккуратно и старательно. Сохно любил красивые дома и красивые дворы и легко представил, как красиво здесь было тогда, когда хозяева в добром здравии думали только о мирной музыке. Музыка же войны всегда несет несчастья и разрушения. Но, прослужив всю свою сознательную жизнь в армии, Сохно не ожесточился и разрушения не любил. И потому легко представлял, как гуляли по двору, в саду и в доме дети.

Имея более обширную информацию, чем местные менты, Сохно предполагал, что дело с ночной стрельбой здесь, в этом саду, вовсе не так однозначно выглядит, как это передается ментовскими протоколами. И потому осмотр начал именно с дорожки сада около калитки, где все, как он понял, и происходило. Легкие шаги подполковника из-за забора услышал пес и трижды невнятно тявкнул, не угрожая, но предупреждая, что у него есть собственная зона охраны и он никому не рекомендует в эту зону вступать. Сохно к собачьему предупреждению отнесся с уважением и близко к калитке не подошел. Пятно ссохшейся крови на дорожке говорило, что дальше идти и смысла не было. Пятно было обведено мелом. Выделение для ясности при фотографировании в темноте. И контуры тела, что лежало наполовину на дорожке, были тоже обведены мелом. А остальные контуры того же тела, что на дорожку не поместились, были обведены на траве толсто прочерченной бороздой. И даже палка, которой борозду делали, валялась здесь же. Подполковник посмотрел на место, где тело располагалось, посмотрел на калитку, за которой время от времени раздавалось предупреждающее рычание, пожал плечами и почесал коротко стриженный затылок. Он хотел было уже вернуться к дому, но задержался в задумчивости, что-то в уме прикидывая. Сам встал на то место, где должен был стоять убитый перед выстрелом. Опять на калитку посмотрел. Отшатнулся, согнулся, имитируя нечто в нескольких вариантах, но падать не стал.

– Не верю, – с убежденностью Станиславского сказал сам себе и оглянулся на дом, зияющий пустотой окон.

Сохно было очевидно, что при выстреле из калитки, как описано в милицейском протоколе, человек должен был бы упасть в другую сторону. Пуля современного автомата хотя и обладает пониженной останавливающей способностью[8], все же бьет достаточно мощно и человека отбрасывает. Тем более если выстрел был произведен с такого близкого расстояния. Вот если бы стреляли из окна дома, скорее всего, со второго этажа, потому что окна первого этажа закрывают понизу кусты и для стрельбы оттуда требуется на подоконнике встать на цыпочки, тогда тело должно было бы упасть именно так. Конечно, возможно, что человек был ранен и шатался, подыскивая себе самую удобную позу для введения следствия в заблуждение, но тогда кровь не легла бы единым сконцентрированным пятном, брызги были бы неизбежны...

В принципе подполковник не встретился с неожиданностью. Он предполагал, что здесь был разыгран какой-то спектакль, только какой, по какому сценарию и кто был его режиссером, еще предстояло выяснить, хотя предположить Сохно мог себе позволить и это. Но на дорожке рассматривать больше было нечего, и он пошел было к дому, но через два шага вынужден был остановиться и прислушаться, потому что из дома донесся до слуха какой-то звук, явно имеющий основой происхождения не ветер. Понимая, что здесь, в саду, он на виду, как в тире, Сохно стремительно перебежал под стену. Причем звук его шагов при перебежке был менее слышен, чем при спокойном вышагивании на дорожке.

Под окном подполковник остановился и прислушался еще раз. После чего дотянулся руками до металлического слива, когда-то уходящего под раму, а теперь, за неимением рамы, просто крепящегося к подрамнику, и попробовал слив рукой на прочность. Держит, слава богу... Тогда, держась руками за слив, он запрыгнул на отмостку[9] и только чуть-чуть высунул голову, заглядывая внутрь помещения. Там никого не было, и ничего не было слышно. Совершив почти гимнастический прыжок через снаряд, Сохно оказался в комнате, и пистолет сам собой оказался у него в руке еще до того, как ноги встали прочно. Но надобности пользоваться пистолетом пока не возникло. Подполковник двинулся в сторону коридора, делая паузу после каждого шага, чтобы услышать хоть что-то.

И услышал легкий стук, доносящийся откуда-то из-под ног. Будто бы кто-то сигнал подавал, привлекая к себе внимание. Хотя Сохно и не ставил себе задачей поиск кого-то в этом доме, но любопытство свое взяло, и он осторожно двинулся отыскивать лестницу в подвал. И нашел ее там, где и предполагал – прямо под лестницей на второй этаж.

Стук тем временем повторился, и после этого послышался новый звук, словно что-то отодвигали. И делали это аккуратно, стараясь не шуметь, но сил поднять некую тяжесть, должно быть, не хватало, и потому эту тяжесть двигали по полу. Теперь уже Сохно не показалось, что его зовут. Но любопытство свое подполковник решил все же удовлетворить.

Кошкой ступая, преодолел он лестницу и оказался в большом подвале. Переговариваясь шепотом, два человека что-то искали в одной из боковых комнат левого крыла. Подполковник едва успел спрятаться за первый попавшийся выступ, когда они, вытирая пот, перешли в следующую комнату, и поиски продолжились там. Не теряя даром времени, Сохно, все такой же неслышимый со стороны, сам заглянул в оставшиеся комнаты правого крыла. Ничего не искал и ничего не нашел. Только осмотрел то, что предстояло еще осмотреть этим двоим, что пока застряли в левом крыле. И успел спрятаться под лестницу, где темнота была особенно густой, когда они прошли мимо него в правое крыло. Лиц видно не было, но внешний вид, вооружение явно намекнули наметанному глазу подполковника, что это боевики. Показалось даже, что от парочки пахнуло лесным костром. Не высовываясь из-под лестницы, Сохно решил дождаться и выяснить, что эти люди ищут так настойчиво. Если найдут, можно будет и отобрать, если понравится. Ждать пришлось долго, и даже ноги затекли от сидения в неудобной позе. Наконец заскрипела и хлопнула, закрываясь, металлическая дверь. Изнутри что-то заскрежетало. Из всех подвальных комнат единственная целая дверь, к тому же именно металлическая, была в крайней глухой комнате, которую подполковник уже осмотрел мельком и нашел там только пустые бетонные стены. Выглянув из-за угла, Сохно убедился, что боевики закрылись именно там. Вполне резонно было предположить, что там они и будут дожидаться ночи, чтобы покинуть дом и, может быть, город. Надежное убежище. А скрежет, что раздался после закрывания двери, мог говорить только об одном: они изнутри дверь чем-то подперли.

Сохно сделал резонный вывод: если боевики закрываются изнутри, следовательно, они не желают, чтобы их беспокоили. И он справедливо решил помочь им. Подойдя к двери, поднял с полу кусок арматуры, вставил его в скобу и заблокировал дверь снаружи. Теперь ее можно только гранатой взорвать. Но, если боевики решатся на такое, им просто некуда будет от осколков спрятаться, и взрыв совсем не поможет им покинуть комнату, когда захочется. Удовлетворенный своими действиями и бескровным захватом пленников, Сохно решил все же завершить дело и осмотреть дом полностью. И начать решил с чердака, поскольку передвигаться сверху вниз всегда легче, чем карабкаться снизу вверх. Чердак ничем особым Сохно не поразил, но вот вид из небольшого чердачного слухового окна обрадовал. А еще больше обрадовало увиденное...

Сверху прекрасно просматривался весь соседний двор, принадлежащий капитану милиции Ахмату Хамкоеву, и даже симпатичная кавказская овчарка, уже не бегающая около калитки, а сидящая около ворот, привязанная к дереву. Но самое интересное, что увидел Сохно, это не собака, а люди. На террасе, примыкающей к одному из крыльев дома, стояли трое – очень высокий человек с тонкой талией, в черном головном платке, с вещевым мешком за плечом, словно он собрался в дорогу. Рядом с ним человек, наверное, среднего роста и не богатырского телосложения, но выглядящий рядом с первым маленьким. Издали рассмотреть было трудно, но внешне этот человек ничем не привлекал внимания, кроме, разве что, русых волос, редких у чеченцев. У этого в руках был «дипломат», почему-то показавшийся подполковнику знакомым. Рядом с ними стояла женщина. Разговаривали и, явно, прощались. Вернее, высокий прощался с женщиной. Он даже слегка приобнял ее и прижал одной рукой к груди.

С улицы раздался сигнал автомобиля. Высокий первым шагнул с крыльца. Но из двора первым вышел русоволосый человек. Сохно не было видно, что он там делал и чего ждал, но догадаться было нетрудно – осматривался, чтобы не было лишних свидетелей. И только по команде из-за ворот высокий вышел за калитку. Машина уехала сразу же. По крыше, которая мелькала среди деревьев, подполковник определил, что это «уазик».

– Придется догонять, – вздохнул Сохно, провожая машину взглядом и наблюдая, как она поворачивает за угол.

Он достал трубку мобильника, чтобы позвонить полковник Согрину и сообщить, что Джабраил Алхазуров только что покинул дом Ахмата Хамкоева и уехал на «уазике», но хотелось бы увидеть направление, в котором машина поехала. Слуховое окно такой возможности подполковнику не предоставило, из окон второго этажа увидеть что-то было бы невозможно, и потому Сохно рискнул выбраться на не слишком удобную для бега по ней оцинкованную крышу. Цепляться за ребра фальцовки оцинкованных листов было трудно, потому что жестянщики здесь трудились ответственные и ребра зафальцевали плотно. Тем не менее Сохно торопливо добрался до конька крыши, выглянул оттуда и тут же пригнулся, потому что «уазик», объехав квартал, приближался к бывшему дому Джабраила Алхазурова.

Держаться на крыше было трудно, а стрелять отсюда, если вдруг придется, будет еще труднее, понял Сохно. Вернее, стрелять-то можно, но при стрельбе сам остаешься неприкрытой мишенью, а это не всем приятно. По крайней мере, Сохно это не нравилось. Хорошо хоть, сидел он не со стороны фасада, иначе из машины его увидели бы сразу. А так соседний высокий тополь даже позволял сквозь листву выглядывать через конек и держать обстановку под контролем.

Машина только притормозила у провала в стене, и из нее выскочил русоволосый человек с «дипломатом». Огляделся и сразу устремился в дом. Машина поехала дальше.

Сохно, рискуя быть услышанным русоволосым человеком, стал быстро набирать номер спутникового телефона полковника Согрина. Полковник ответил сразу.

– Джабраил только что отъехал от своего дома в сторону выезда из города... – начал без предисловия, но все же шепотом. – Серый «уазик», номер не вижу...

И замолчал, потому что услышал шум под собой. Русоволосый человек забирался на чердак. Что ему может там понадобиться, кроме беседы с неизвестным человеком на крыше? Кто-то в доме Хамкоева увидел Сохно и позвонил?

Не закончив разговор, Сохно убрал трубку, крепче перехватился, чтобы держаться одной рукой, и приготовил пистолет, чтобы стрелять в того, кто начнет высовываться из слухового окна, сразу сквозь крышу. У «АПС»[10] подполковника мощный патрон и крышу пробьет без проблем. И даже предохранитель опустил сразу в положение автоматического огня, чтобы дать короткую очередь.

Но из слухового окна никто не выглядывал. Послышались осторожные шаги, что-то чуть слышно стукнуло под самым окном, и через несколько секунд шаги стали приближаться к люку в потолке. Опять заскрипела лестница. Русоволосый человек что-то оставил на чердаке и ушел. А Сохно долго еще прислушивался, держа пистолет на изготовку. Потом убрал оружие, перехватился двумя руками и подтянулся к коньку. И как раз вовремя, чтобы увидеть, как русоволосый выбирается из пролома в заборе. «Дипломата» в руках у него не было. Только тут Сохно понял, что это за «дипломат» – штатная упаковка бесшумной снайперской винтовки «винторез». Непосвященному человеку такая упаковка кажется простым «дипломатом». И только тот, кто с «винторезом» встречается часто, определит, что это такое на самом деле. Сохно опять достал трубку мобильника...

Как всякий творческий человек, Джабраил считал, что наделен недюжинной интуицией. И интуиция его никогда, сколько он помнил, не подводила. Она начинала звучать в ушах не обычной и естественной плавной мелодией, а отдаленным барабанным боем, сопровождаемым тревожными басовитыми нотками поочередно каждой из низких октав. Это значило, что сгущаются вокруг тучи и приближается опасность. Приближение опасности он почувствовал еще вчера, и