– Чем тебя? – шепотом спросил Доктор.

– А я знаю?..

– Иди в больницу. Если дубинкой, то сотрясение мозга обеспечено. Сколько их было?

– Не понял я ничего…

– Где Столбов живет?

Старик на шепот отреагировал по-своему и ответил не словами, а показал пальцем направление – вверх и в сторону.

Доктор с Сохатым устремились к выходу. Лестницу преодолели в несколько длинных неслышных шагов. Остановились перед дверью с выломанным замком, переглянулись. Первым шагнул вперед Сохатый. Приклад «помповика» уперт в плечо, ствол смотрит вперед. Движение осторожное, без поднятия ноги, по полшага, скользя, но быстрое. Элемент технологии вытеснения. Если двигаешься медленно, даешь возможность противнику подготовиться. При быстром шаге, если противник все же появляется, работает реакция – кто быстрее. В своей реакции Сохатый уверен полностью.

Доктор с поднятым стволом остался сзади на страховке, прислушиваясь на всякий случай и к звукам за дверью в соседнюю квартиру, готовый в любой момент на каждый скрип резко развернуться вместе со стволом. Но скрипа не последовало. Если там кто-то и есть, то притих, выжидает. Потому внимание на пружиной прогнутую спину впереди.

Только войдя в комнату, Сохатый опустил ружье. Сделал знак напарнику.

В квартире, по обе стороны стола, накрытого для ужина, лежали двое. Первый, крупный мужчина лет сорока, был без сознания, лежал лицом вниз, но при этом тяжело дышал, чуть не похрапывая. Второй, чуть постарше, с рассеченным и окровавленным лбом, при виде посторонних поднялся на локоть, но встать самостоятельно сразу не смог.

– Кто из вас Тихонов? – спросил Доктор.

Сохатый прошел в другую комнату. Там было пусто.

– Я, – отозвался человек, приподнявшийся на локтях. – Кто вы?

– Привет вам из Москвы от генерала Астахова.

– Понял. «Альфа»…

– «Альфа» прибудет к утру. Мы – Интерпол, их слегка опередили. Что здесь произошло?

– На пять минут вы опоздали. Старика увезли. У него карта. Надо перехватывать. Желательно до Казахстана. Там у них может быть прикрышка. Номер машины… – Тихонов назвал, с трудом произнося слова, словно у него от боли челюсти судорогой сводило.

– Эта машина не выезжала, – сказал Доктор. – Выехало два джипа. Моя машина повезла Зайца в больницу. У него два ножевых ранения. Еще один ваш парень валяется в кустах с перерезанным горлом.

– У вас мобильник есть? Надо позвонить. Наши забрали.

– Есть… – Доктор достал трубку и передал Тихонову, одновременно помогая ему сесть на полу. – Звоните.

– Как позвонить в райцентр? – спросил Виктор Петрович, пересиливая боль в голове.

– Не знаю. Роуминг должен автоматически подключить курганский узел. Сейчас здесь курганский номер. Куда вы хотите звонить?

– В прокуратуру и в отделение ФСБ. Надо организовать преследование.

– Преследование сейчас организуем. Пожалейте местных ментов. Их просто перебьют. Меня интересуют сами нападавшие. Сколько их было? – Доктор забрал свою трубку.

– Не знаю. В квартиру ворвалось шестеро.

– Башкиры?

– В черной одежде, в черных масках. Лиц не видно.

– «Черные ангелы»! Где их «Газель»?

– Не знаю.

– Дым Дымыч, проверь окрестности! Ангел врачей привезет. Чтобы врачей не перебили… – Сохатый положил на стол, прямо среди тарелок, помповое ружье, совершил какое-то замысловатое движение рукой за спиной и достал откуда-то большой нож с обоюдоострым лезвием. И тут же исчез, передвигаясь быстро и беззвучно, в дверном проеме. А Доктор, проводив помощника взглядом, снова повернулся к Виктору Петровичу. – Трубки, говорите, забрали?

– Чтобы мы позвонить не смогли сразу.

– А вы могли? – Доктор посмотрел на Столбова, который зашевелился.

Тихонов оставил вопрос без комментариев.

– Номера ваших сотовиков?

Тихонов называл, а Доктор уже начал набирать номер.

– Саня!.. Срочно. У меня экстренное сообщение. Объяснять ситуацию некогда. Бери на спутниковый контроль два номера. Это сотовики. Мне нужно знать их местонахождение в настоящий момент. Гриф «срочно». Я начну звонить сначала по одному, потом по другому через пять минут…

Говоря по правде, полет одинокого дельтапланериста с вершины Монблана, куда его высадил вертолет, совсем не произвел на Джошуа впечатления. Как долго и как скучно приближался виновник торжества, собравший на смотровой площадке кучу народа! Некоторые рассматривали дельтапланериста в бинокль, в том числе и «старушка» в инвалидной коляске, которой, как Джошуа представлял, в действительности немногим за пятьдесят лет. Но это показалось ему не таким интересным, как казалось ей. Она могла за биноклем скрыть свое смятение, а хотелось ей посмотреть на него – это Джошуа тоже видел. Как это сделать?

И она протянула ему бинокль:

– Не желаете, мистер, полюбоваться? – «Cтарушка» или определила в нем американца, или, скорее всего, знала уже, что он американец, когда в первый раз приходила к нему в номер отеля под видом горничной. Она в тот раз заходила не куда-нибудь, а именно к нему. И знала при этом, к кому заходит. И даже знала, зачем.

А ее смятение, и особенно растерянные глаза ее спутника, молодого человека одного с Джошуа возраста, оказалось приятно наблюдать. Он даже волосатыми пальцами перебирает, теребя полу своей спортивной байковой куртки. Нервные пальцы. Это Джошуа еще вчера в казино подметил.

Приятно чужое смятение. Приятно… Но можно его и увеличить, отказавшись от бинокля.

– Я, к сожалению, наглядно вижу разницу между теми ощущениями, что получает дельтапланерист, и теми, что получаю я. Это то же самое, как отношение, скажем, Франции целиком к какому-то взрыву поезда, и ощущениями тех, кто ехал в этом поезде, или даже ощущениями самих террористов. Недовольство и чувство опасности… Это разные вещи. Точно так же и здесь. Полет и наблюдение за полетом. Я по характеру не из числа наблюдателей.

И он не стал даже дожидаться приземления дельтапланериста. Просто повернулся и пошел к подъемнику.

– Вы не хотите досмотреть до конца? – спросил его спину молодой человек с волосатыми руками.

– Я замерз здесь. И не хочу заработать насморк.

Гольдрайх сказал им то, что хотел сказать – он знает, кто они такие. И видел в их глазах растерянность. Он даже ушел специально, чтобы добавить этим людям беспокойства. Так ему нравилось! Оказывается, это очень приятно – чувствовать за спиной беспокойство.

Арабы начнут суетиться и гадать – не спешит ли Джошуа для того, чтобы сообщить о них полиции? Что они предпримут в этом случае? Что предпринял бы любой другой человек в этом случае? Что вообще делается в этом случае в соответствии с правилами?

Правил Джошуа не знал, но логично было предположить, что арабы попытаются сбежать. Только… Только попытаются ли? Они наверняка считают, что он знает о них больше, нежели есть на самом деле. Вчера они были в казино. Были одновременно с ним. Джошуа узнал волосатую руку, хотя и не видел там «старушку» в коляске. Эта рука несла намек. Словно искала общения с Джошуа. Какого общения, уточнено не было, а общение имеет обыкновение быть как благорасположенным, так и антагонистическим.

Джошуа не понял намек, который ему показали наглядно и настойчиво, не жалея денег, и только его вина в том, что он помог выиграть, много выиграть. Тогда он даже не представлял, от кого этот намек исходит. Но они-то не знают этого. Они-то думают, что он не захотел с ними общаться. Не захотел общаться с террористами. И только что показал им, что не сомневается в роде деятельности, которой они занимаются.

Кабина подъемника ползла медленно и давала время для размышлений.

Как они поступят, если считают свое внимание отвергнутым? И вообще, чем было вызвано это внимание? Зачем приходила эта женщина в номер отеля, переодевшись в горничную? Ведь не взорвать же она его хотела, в самом-то деле! Это глупости! Кто он такой, чтобы его взрывать?

С такими мыслями Джошуа сел в такси.

– Вы не досмотрели полет до конца, месье? – поинтересовался водитель с очевидным разочарованием в своем пассажире. – Это же так здорово! От полета дух захватывает!

– На что там смотреть! Летит себе человек и летит… Вот если бы он собрался покончить жизнь самоубийством и бросился с высоты вниз – это я еще понимаю. Или бросил бы в толпу гранату… Это тоже было бы интересно. А так – все будет очень скучно. Приземлится он, его начнут фотографировать, он будет чувствовать себя героем и презирать тех, кто на него смотрит, потому что они не летали. Мне не нравится, когда меня презирают. Если я не летаю, то я умею что-то другое, чего не умеет он. И точно так же имею право презирать его.

Водитель, очевидно, не понял философского подтекста сказанного.

– Извините, месье, мне кажется, вы ему просто завидуете.

И он ухмыльнулся.

Джошуа не ответил.

Завидовать? Он никогда не думал о том, что он человек завистливый. Он привык к тому, что все другие завидуют ему. И так всегда было. Но… Но, может быть, этот водитель прав? Может быть, именно потому наступает его очередное разочарование, что он завидует большему, всегда большему?

Нет… Этого не может быть. Джошуа не завистливый человек. Он просто привычно скучает…

Он просто скучает оттого, что ему почти нечего добиваться в жизни. Он родился, когда у него все было. Он рос, когда ему все подавали. Он вырос, все имея.

Но завидовал ли он когда-то кому-то?

Да, Джошуа вспомнил, что он завидовал в школе мальчишкам, которые шли домой пешком, которых не встречал после уроков автомобиль, как его. Они