Фалаг снова осмотрелся и почувствовал легкий озноб. Риврин был прав: волшебника, который должен был стоять на посту, видно не было.
Маг нахмурился.
— Последняя смена досталась Нинтеру, — медленно проговорил он, — и он должен был находиться именно здесь. Или же вон там, рядом с упавшим камнем.
Они бок о бок вскарабкались по пригорку к скале и, обменявшись мрачными взглядами, двинулись вокруг нее, но, сделав всего несколько шагов, замерли на месте и ошеломленно уставились на открывшееся им зрелище.
Нинтер стоял в темном пустом дверном проеме расположенного поблизости разрушенного здания. Хотя вернее было бы сказать, что там стояла, каким-то чудом продолжая сохранять вертикальное положение, его нижняя половина, от ног и до талии, а вся верхняя часть туловища была начисто отгрызена и съедена или унесена прочь. На обрубке тела виднелись следы огромных зубов; и из них все еще сочилась кровь, стекала по ногам и собиралась в лужу, которая только-только начала густеть по краям. Один из крылатых кинжалов продолжал кружиться по орбите вокруг ужасных останков, медлительно, лениво сплетая в воздухе петли, подобно назойливой мухе.
Фалаг судорожно сглотнул и попытался заговорить. Обнаружив, что в горле у него слишком уж пересохло, он сглотнул еще раз, и после этого ему удалось прохрипеть:
— Какая тварь могла это сделать?
— Да почти любая, — ответил воин, пожав плечами. — Если помните, мы не изучили как следует это место, потому что вам всем слишком уж не терпелось взяться за дело и поскорее найти этот висящий в воздухе камень.
Маг резко обернулся; в его глазах сверкнуло бешенство.
— Вы смеете потешаться надо мною?!
— О нет, — спокойно ответил Риврин, поднимая руку. В ней оказался кинжал, которого волшебник до сих пор не замечал, — Я не настолько глуп, чтобы заниматься подобными вещами, — Кинжал подлетел вверх, перевернулся в воздухе, ярко сверкнув в лучах утреннего солнца, и тут же вновь оказался в загрубевших, но очень ловких в обращении с оружием пальцах. — Вы мне слишком нужны: вы же не забыли, что вас, магов, теперь осталось только двое! К тому же маги
Две пары холодных как лед глаз уперлись одна в другую невыразительными, казалось со стороны, взглядами. Воин и маг долго смотрели друг на друга. Кинжал все так же непринужденно подлетал вверх и падал в мозолистую ладонь. Волшебник отвел глаза первым.
Барон Серебряное Древо предпочитал держать своих волшебников там, где он мог бы их видеть — и они сами имели бы возможность присматривать друг за другом, — чтобы избавить их от соблазна вредить ему. Барон также следил за тем, чтобы маги были заняты порученными им делами… и закрывал глаза на мелкие предательства. А когда в такое утро, как это, барон, входя в свой зал для аудиенций, видел, что его волшебники старательно трудятся, выполняя полученные от него задания, он испытывал немалое удовлетворение. Однако для этого требовалось появляться в разное время, чтобы хитрые колдуны не могли догадаться, когда его ожидать.
И поэтому, хотя он, безусловно, предпочел бы не приступать к скучным делам, а резвиться на просторной кровати с шестью наложницами из своего многолюдного гарема, он заставил себя поторопить прелестниц. Те всячески ублаготворили барона, искупали его в ванне, облачили в шелковые одежды и проводили в зал для аудиенций, где он намеревался в их обществе насладиться обильным завтраком.
Приветствие, с которым он обратился к магам, когда уселся за стол, в то время как девицы, преклонив колени, начали подносить ему блюда, было исполнено лучезарной симпатии, но волшебники ответили ему кратко и сухо, лишь теми словами, которых требовали приличия. Барон чуть заметно улыбнулся. Все три мага были с головой погружены в работу: Маркоун не оставлял упорных попыток восстановить свой ослепленный глаз или, может быть, заменить его хорошим подобием зрячего, Ингрил сосредоточился на поисках следов госпожи Эмбры, Кламантл прислушивался к мыслям агентов Серебряного Древа, скрывавшихся в баронствах долины Змеистой, чтобы узнать самые свежие новости и убедиться в верности шпионов.
Из всех троих Кламантл казался наиболее сосредоточенным: магия, которую он использовал, извлекала на поверхность отдельные мысли, и он, судя по всему, старательно изучал их, вглядываясь в пламя масляного светильника.
И потому барон был изумлен, когда самый тихий из его волшебников внезапно с оглушительным воплем вскочил из-за стола, закрыл лицо руками и принялся вслепую метаться по комнате, натыкаясь на людей и предметы. Между пальцами у него, казалось, просачивались струйки дыма.
Ингрил даже не оглянулся, зато все остальные, присутствовавшие в комнате, уставились на кричавшего от мучительной боли мага. Девушки побелели как мел. Масляный светильник задымился и угас. Барон встретился взглядом с уцелевшим глазом Маркоуна и рявкнул:
— Куда он смотрел?
Младший из магов взглянул на ореховую скорлупку, лежавшую на карте, расстеленной на столе Кламантла, и мрачно сообщил:
— В Аделн. Кто-то там ударил по нему заклинанием. — Он перевел взгляд на своего раненого собрата и нерешительно позвал: — Кламантл?
Ответом ему был вопль боли и отчаяния. Бейрлдоун обернулся на окрик и отнял руки от лица.
Маркоун содрогнулся. Глаз у Кламантла, похоже, больше не было, вместо них остались две дыры, из которых выбивались тонкие струйки дыма. Губы волшебника дрогнули, лицо перекосила новая судорога боли, и он вновь зашелся в отчаянном вое.
Девушки, сгрудившиеся вокруг барона, вздрагивали и пятились подальше от изувеченного мага, но Фаерод Серебряное Древо спокойно продолжал есть. Маркоун посмотрел на него, затем на Повелителя Заклинаний Ингрила, который, не отвлекаясь ни на мгновение, продолжал трудиться над своим собственным волшебством. Недоверчиво покачав головой, он повернулся к своему столу и, глубоко вздохнув, взял ком глины, которым пользовался для колдовства, творя себе новый глаз.
А рыдания и вой становились все громче и громче. Маркоун дважды протягивал руку к своим свиткам и дважды отдергивал ее обратно. В конце концов он встал, повернулся, нахмурил брови, резко проговорил заклинание, вызывающее глубокий сон, и шагнул вперед, как раз вовремя, чтобы поймать внезапно застывшего Кламантла и тихо опустить бесчувственное тело на пол.
Дым наконец-то прекратился, и Маркоун увидел, что глазные яблоки у его коллеги все же остались. Но они были обожжены добела. Маг передернул плечами, поднял глаза и обнаружил, что барон пристально глядит на него. И в глазах Фаерода Серебряное Древо легко было рассмотреть выражение, похожее на презрение.
— Я не могу работать в таком шуме, — объяснил Маркоун.
Барон пожал плечами.
— Надо учиться. Посмотрите-ка туда, — Он кивнул в сторону Ингрила Амбелтера, который спокойно и без спешки устанавливал ювелирные тисочки, чтобы закрепить один из лежавших перед ним на столе волосков Эмбры Серебряное Древо, — Ближе к вечеру я поручу ему восстановить глаза Бейрлдоуна.
Маркоун кивнул.
— Прошу прощения, господин, но я не могу не задать вам один вопрос: почему мы задействуем Аделн, раз очевидно, что там не приветствуют даже тайного наблюдения издалека?
Если бы самый молодой волшебник Серебряного Древа не испытывал такого страха перед бароном и немного меньше опасался последствий своей дерзости — а ведь его вопрос был именно дерзостью, — то он, несомненно, смог бы наконец заметить глаз, глядящий из потайного отверстия за спиной барона, глаз, который, почти не отвлекаясь, наблюдал за правителем Серебряного Древа и его Темной тройкой на протяжении уже нескольких недель. Но, увы, он его не заметил.
Барон Серебряное Древо взял со стола кубок, внимательно осмотрел его, будто никогда прежде не видел, сделал небольшой глоток и сказал, разглядывая вино:
