врезал ему по голове небольшой, но весьма увесистой дубинкой.

Он поглядел на бессильно вытянувшееся тело старого друга и пробормотал:

— Неужели мы не могли перезимовать в лесу, питаясь олениной? Чего тебя понесло к госпоже волшебнице за ее драгоценными побрякушками? Ну, и далеко нам удалось унести их, а? Через реку, из одного замка Серебряного Древа в другой! Бах, и ничего нету!

Закончив этот монолог, Хоукрил все так же мрачно вернулся к своему делу: огонек занялся, и теперь нужно было осторожно подкладывать тонкие сухие прутики, чтобы нарождающееся пламя не погасло и не пришлось вновь высекать и раздувать огонь. Нынче это занятие казалось латнику очень тяжелым.

За его спиной пошевелился Краер, к которому он только что обращался с жалобными упреками. Веки квартирмейстера задрожали, и спустя мгновение он уже полностью пришел в сознание, но продолжал лежать неподвижно, прислушиваясь к треску хвороста в костре, скрипу сапог и глубокому неторопливому дыханию, которое могло принадлежать только Хоукрилу. Вокруг возвышались деревья, и не было ни стремительно мчавшейся воды, ни скрипа и стона старой лодки, беспомощно несущейся по реке. Где он?

Удастся ли ему прожить достаточно долго для того, чтобы это знание обрело какое-то значение? Квартирмейстер осторожно ощупал ноющий затылок, а потом и все тело — обожженные и ушибленные руки у него тоже все еще болели, — распахнул мокрый плащ, в который его завернул, по-видимому, Хоукрил, перевернулся на живот, поднялся на четвереньки, а потом и встал на ноги.

Хоукрил резко повернул голову на звук; Краер одарил его слабой улыбкой, встряхнулся, чтобы убедиться, что в состоянии держаться на ногах и управлять больным телом, и, шагнув вперед, молча хлопнул друга по плечу в знак благодарности. После этого он снял плащ и, широко раскинув, развесил его на ветвях дерева, чтобы оградить огонь разгорающегося костра от глаз любого шпиона барона Серебряного Древа, который мог бы плыть по реке или смотреть с противоположного берега.

Невольно поежившись от одной только этой мысли, Краер постоял несколько мгновений, прислушиваясь к лесным звукам, а затем не торопясь удалился в лес, чтобы справить нужду и набрать попутно немного хвороста. Он старался двигаться как можно осторожнее, но все же на ходу вытащил нож: несмотря на пережитую передрягу, он не отказался бы сейчас от куска свежего мяса, зажаренного на костре.

Сараспер начал стонать и что-то бормотать задолго до того, как пришел в себя. Хоукрил, сурово хмурясь, прислушивался, но целитель, так и не произнеся ничего внятного, внезапно сел и посмотрел вокруг совершенно ясными глазами.

На его лице застыло выражение испуга, а на лбу и щеках, видимо от воспоминаний о пережитой опасности, высыпал обильный пот, но когда Хоукрил склонился поближе, чтобы посмотреть на него, Сараспер глубоко вздохнул, махнул рукой и заявил, что с ним все в порядке.

Становилось все теплее и теплее. Усталый воин то и дело с подозрением поглядывал на Сараспера. А в глазах целителя оставался все тот же страх.

Хоукрил был уверен, что однажды услышал произнесенное шепотом слово: «Разбит!». Но, по крайней мере, целитель пребывал в сознании, нашел в себе силы подняться и теперь бродил поблизости в поисках съедобных кореньев и грибов для завтрака.

Латник сгреб последнюю «кучку мокрого тряпья» и перенес ее поближе к огню, а потом постоял немного возле девушки, но не заметил никаких признаков пробуждения. Госпожа Эмбра Серебряное Древо спала, не чувствуя, как ее поднимают, а затем осторожно опускают на землю.

Спустя немного времени у костра аппетитно запахло жарящимися кроликом и белкой, и трое встревоженных мужчин промыли волосы спящей женщины и обрезали спутанные пряди, на которых запеклась почерневшая кровь, а она все так же спала, никак не реагируя на деликатные попытки разбудить ее. Им оставалось лишь время от времени поворачивать девушку, чтобы ее одежда высыхала со всех сторон. Они решили вновь приняться за обсуждение планов своих дальнейших действий.

— Мы с вами заключили соглашение, — суровым тоном напомнил квартирмейстеру и латнику Сараспер. — Если, конечно, обитатели Черных Земель все еще придают какое-то значение своим обещаниям.

Лицо Хоукрила потемнело.

— Похоже, целитель, что я гораздо воздержаннее на язык, чем ты. Несправедливость — не самое лучшее вознаграждение для человека, который совсем недавно вытащил тебя из реки.

— Эй, вы оба, полегче там! — поспешно вмешался Краер. — Да, у нас есть соглашение, и успокойся, Сараспер, мы будем соблюдать его. Но ты не можешь не понимать: ты не выполнишь то… чего требует от тебя Предвечный Дуб, если не выживешь.

Сараспер уставился на него.

— Настолько-то я соображаю. Краер, какую еще хитрость ты затеял?

Квартирмейстер ответил сердитым взглядом.

— Никакой хитрости, о Старый и Подозрительный, а всего лишь одна очевидная истина: мы — ни один из нас — не смеем посвятить себя целиком и полностью поискам Дваериндима. Если мы так поступим, то колдуны барона Серебряное Древо и другие старые враги, которых у нас немало, ну и все остальные, кто занят поисками Камней, — половина волшебников, кое-кто из бардов и все бароны Аглирты; надеюсь, я никого не забыл? — могут спокойно поджидать, пока мы не появимся в каких-нибудь определенных местах, и не торопясь расставлять для нас ловушки. Все, что им для этого требуется, — распустить слух: дескать, Дваер находится там-то и там-то, приготовить все, что нужно, и ждать. Ничего особенного. Как ты думаешь, удалось бы тебе исцелить нас, попади в цель хотя бы каждая десятая из стрел, выпущенных по лодке? Ведь стоит всего-то одной-единственной стреле угодить туда, куда тебе особенно не хотелось бы — в глаз, или в горло, или в сердце, — и Рогатая Владычица передаст тебя Темному, и окажется, что во всех твоих странствиях не было никакого смысла.

— Я это понимаю, — слабым голосом ответил целитель. — Именно поэтому я и скрывался так долго… слишком долго… пока не появились вы.

Его глаза внезапно заблестели от слез, и он повесил голову.

— Перестань распускать нюни, — грубо прикрикнул на него Хоукрил, — и взгляни-ка лучше на девчонку. Что с ней не так?

— Ничего, — весело ответил Краер вместо целителя. — Она спит, и ее острый, как меч, язык отдыхает, и это прекрасно. Так что мой вам совет: не будите спящую колдунью!

И Сараспер, и Хоукрил бросили на него кислые взгляды и что-то раздраженно проворчали, на сей раз согласные в своих мыслях. Краер широко улыбнулся им, пожал плечами, а затем отцепил от пояса самый крошечный нож, который обоим когда-либо доводилось видеть, сел рядом с Эмброй, положил ее расслабленную руку себе на колени и принялся подрезать ей обломанные ногти. Он нисколько не обращал внимания на взгляды своих товарищей, даже когда они из раздраженных превратились в изумленные.