торговле израильской косметикой, – уныло доложил Роман и добавил: – Или, может, средний. В общем, не мужик.

– Не мужик, – задумчиво повторил следом за ним Антон. – Не мужик. Молодая женщина тридцати трех лет, деловая, одинокая… И почему, интересно, наша потерпевшая звонила ей только с городского телефона, а? Ромка, ты чего, слона не приметил? Что общего может быть у Панкрашиной с этой дамочкой, которая больше чем на двадцать лет моложе? Что тебе сама Нитецкая сказала?

– Сказала, что они приятельницы, – растерянно проговорил Дзюба.

– На какой почве они приятельницы? Вместе посещают кружок кройки и шитья? Нам с тобой за последние дни столько рассказали о Евгении Панкрашиной, что я тебе голову дам на отсечение: уж точно не на почве приобретения косметики они контактировали. Ну-ка бери адрес этой Нитецкой, попробуем застать ее дома, – скомандовал Антон.

– Но она же сказала, что они с Панкрашиной просто приятельницы! – Роман был близок к отчаянию: неужели даже в таком простом вопросе он наделал ошибок? Не выйдет из него толкового сыщика, никогда не выйдет.

– Мало ли что она тебе по телефону сказала. Вот пусть нам в глаза это повторит, а мы послушаем. И посмотрим.

Они по свободным воскресным улицам довольно быстро добрались до дома, где жила Вероника Валерьевна Нитецкая, которая (вот хоть в чем-то повезло!) оказалась дома. Среднего роста, ничем не примечательной внешности женщина, одетая в спортивный костюм из серого велюра, обладала глазами, в которых светились одновременно ум и глубокая печаль. Черты лица ее были правильными, но без косметики казались невыразительными. Длинные волосы забраны в пучок на затылке. Антону показалось, что где-то он эту Нитецкую уже видел, только очень давно, когда она была моложе, свежее, ярче и прическу носила другую. Может, проходила по какому-нибудь делу?

И еще Вероника Валерьевна обладала несомненным обаянием. И самообладанием. Во всяком случае, вопросы о том, где и как она познакомилась с Евгенией Панкрашиной, из колеи ее не выбили. Познакомились они в магазине детской одежды «Юленька», где Евгения Васильевна выбирала подарки для внуков.

– А вы что там делали? – довольно бесцеремонно спросил Дзюба. – Разве у вас есть маленькие дети?

– Нет, – спокойно ответила Нитецкая. – Детей у меня нет. Но у меня есть подруги. А вот уже у подруг есть дети.

Антон отошел чуть в сторону и взглядом дал понять Роману: задавай вопросы, а я помолчу, понаблюдаю.

– И с этого момента началась ваша дружба? – продолжал Дзюба с плохо скрываемым недоверием.

Нитецкая тонко улыбнулась.

– Так бывает. Вас это удивляет? И потом: я не говорила, что мы с Евгенией дружили. Мы приятельствовали. Это не одно и то же.

– Вы часто встречались?

– Нет, не особенно. Примерно раз в месяц, иногда реже.

– Скажите, Вероника Валерьевна, у Евгении Панкрашиной был любовник?

На ее лице мелькнуло удивление, но голос не дрогнул.

– Мне об этом неизвестно. Евгения ничего о нем не говорила. Но мне кажется, что его и не было. Евгения не тот человек, чтобы заводить романы на стороне. С чего вообще вы это взяли?

Роман кинул взгляд на Сташиса, который едва заметно качнул головой: не объясняй ничего, просто задавай следующий вопрос.

– Не было ли таких случаев, когда Евгения Васильевна встречалась с вами, потом уезжала куда-то, потом снова возвращалась к вам?

Глаза Нитецкой слегка прищурились, она о чем-то задумалась, потом вздохнула.

– Ах, вот вы о чем… Нет, такого не было. Этот фокус она проделывала с другими своими подругами. Но не со мной.

«Горячо! – подумал Антон. – Давай, Ромчик, хватай ее за жабры, дожимай!»

– И в чем смысл фокуса? – спросил Дзюба, изо всех сил стараясь выглядеть равнодушным.

– Евгения скрывала свои встречи со мной. Никто не должен был узнать о том, что мы общаемся. И о том, что мы вообще знакомы. Никакого любовника у Евгении не было, это я могу вам гарантировать. Она ездила встречаться со мной.

«Господи! – пронеслось в голове у Антона. – Только не это… Вот для полного счастья мне еще лесбиянок в этом деле не хватало».

Нитецкая снова замолчала, задумчиво разглядывая коротко остриженные, но тщательно наманикюренные ногти, покрытые блестящим бесцветным лаком. Потом подняла голову и смело посмотрела сначала на Романа, затем на Сташиса, слегка качнулась вперед.

– Дело в том, что я являюсь матерью Нины Панкрашиной. Биологической матерью, как теперь принято говорить.

История была столь же печальна, сколь и банальна. Забеременевшая «по страстной любви» шестнадцатилетняя девочка долго не могла решиться признаться родителям, затянула до таких сроков, когда прерывать беременность искусственно уже было нельзя, и родила в 17 лет. Отец ребенка, как это водится, немедленно исчез с горизонта, едва услышав о проблеме. Родители были в ужасе, скандалы дома стали ежедневными, Вероника родила и оставила ребенка прямо в роддоме, после чего ее немедленно отправили в другой город к родственникам, где она и школу закончила, и институт, и работать начала. Вышла замуж, через несколько лет развелась, муж оказался человеком приличным и все имущество разделил пополам, а было этого имущества немало. Теперь Вероника смогла начать свой собственный бизнес, поскольку много помогала мужу и кое-чему научилась, да и связями обзавелась.

О девочке, рожденной в далекой юности и оставленной в роддоме, не забывала ни на минуту. Став старше, горько сожалела о том, что сделала. А года три тому назад решилась: нашла людей, которые за конвертик с деньгами выдали ей всю необходимую информацию. Теперь Вероника Валерьевна знала, что ее девочка носит имя Нина Игоревна Панкрашина. И адрес знала. И даже телефон. Все имеет свою цену. В том числе и тайна усыновления.

Она отправилась к Игорю Николаевичу Панкрашину в офис. Не собиралась ни на чем настаивать, не хотела ничего требовать. Ей нужно было только одно: чтобы ей рассказали, какой выросла ее дочка, какой она стала, что она любит, что читает, как учится, какой у нее характер. И еще фотографии девочки. Или видео. Больше ничего.

Панкрашин страшно кричал на нее. Выставил за дверь со словами, что, если она еще раз посмеет приблизиться к его семье, он устроит ей такие неприятности, что небо покажется с овчинку.

Он был груб и несправедлив. А Вероника Нитецкая была настойчивой.

И спустя какое-то время предприняла еще одну попытку. На этот раз она вступила в контакт с женой Игоря Панкрашина, Евгенией. И действительно, женщины впервые заговорили друг с другом в магазине «Юленька», тут Нитецкая не солгала.

Евгения Васильевна оказалась непохожей на своего мужа.

– Меня Игорь предупредил, что вы можете попытаться встретиться со мной, – сказала она, ничуть не удивившись. – Он строго-настрого велел ни в коем случае с вами не разговаривать, а если вы будете настаивать – обратиться в милицию.

– И вы… обратитесь? – осторожно спросила тогда Вероника.

– Нет. – Евгения Васильевна улыбнулась. – Я вас понимаю. Я мать. Только придется постараться, чтобы муж ничего не узнал, в противном случае будет страшный скандал. Да и вам не поздоровится. Я никогда не настаиваю на своем, даже если уверена, что права. Я просто делаю так, чтобы он не знал. А в данном случае я считаю, что Игорь не прав. Но обсуждать это с ним я не собираюсь.

Они начали встречаться, Евгения Васильевна привозила фотографии Ниночки, домашнее видео, часами рассказывала о девочке.

– И знаете, я поняла, что Евгения стала для Ниночки лучшей матерью, чем могла бы стать я сама. Гораздо лучшей. Ниночка была у Панкрашиных четвертым ребенком, они многому научились и многое