Как он ни прятал их тогда под рукавом, Учитель заметил в первое утро и всполошился.

– Это что такое? – вскричал он. – Где ты взял вещь, которая тебе явно не по средствам?

– Братишкин подарок, – соврал Семен, – братишка ходит в загранку. А там они по дешевке. Что ковры, что часы.

– Опять. Опять ты взялся за свое,– сказал Сергей Сергеич смущенно.

– Случайно, – признался Семен. Врать Учителю было бесполезно: он видел насквозь.

И не к чему было объяснять, что уже только при одном виде человека Семену хотелось у него что-нибудь отнять. И сдержать себя стоило усилий. Но Учитель не принимал оговорок.

– Если это как болезнь, ходи только по людным местам, где побольше народу, – сказал Сергей Сергеич. – Избегай пустынные закоулки, где так и тянет ограбить.

– В последний раз, ей-Богу, – пообещал Семен, потому что в такой ситуации сказать было более нечего.

– Нет, я больше тебя не знаю. Негодяй, – сказал старик.

– Честное слово, – добавил Семен.

Вот и сейчас он сразу с подозрением уставился на его запястье. Семен усмехнулся.

– Ты должен стать другим человеком, – сказал Учитель в оправдание.

– Я и становлюсь. Даже никаких чаевых. Они оскорбляют мое человеческое достоинство, – произнес Семен с усмешкой.

Невольно получилось так, будто он дразнил Учителя. Поэтому Семен добавил едва ли не заискивающе:

– И план я дал сто два процента. Была благодарность в приказе.

– Молодец! И вот что. Возьми-ка отпуск. Съездишь на юг. Ну, скажем, в Краснодар. Растрясешься. Смена обстановки очень кстати, понимаешь сам.

В таких делах Семен полагался на Сергея Сергеича целиком. При его-то житейском опыте старик знал, что к чему, и уже предостерег Семена не от одного скользкого шага. Семен вышел тогда из лагеря, совершенно не представляя, каким еще способом можно добывать себе на житье, как только не испытанным, старым. К обычной работе он еще с молоком матери-барахольщицы впитал твердое презрение. И сидеть бы Семену опять в лагерях, не возьми его под крыло Учитель. Был он раньше безнадежным уличным грабителем, но Учитель научил его ремеслу. И теперь он, Семен, стал человеком.

– И еще: найди-ка сегодня Веселова и передай, пусть он дней на шесть и думать забудет о своей даче,– произнес между тем Сергей Сергеич, – будто ее и нет, дачи. Если сунет нос, скажи: «Не поздоровится».

– Понятно, – сказал Семен. – Это связано с тем самым?

– С тем самым.

– Понятно, – повторил Семен.

Прежде он съездил в свой парк и столковался с начальством насчет отпуска. Сезон отпусков миновал, и начальство не упрямилось. Он наплел кое-что про неких родственников, быстренько оформил все бумаги – и дело было с концом.

Отсюда Семен отправился на квартиру Веселова. На звонок вышел сам Весло в тренировочных брюках с белыми лампасами и в тапочках на босу ногу. Под потертой замшевой курткой белела майка.

– Это ты? – произнес Весло. – Ну, как там среагировал Серега на Маргасова? Небось пришлось не по нюху?

– Известно. Думает, смотался. Подфартило, и утек. Папка с мамкой дома?

– Папка на трудовом посту. А мать сидит в кино. Где-нибудь на хронике. Там будет подешевле. Гривенник – билет.

Они зашли на кухню. Это был скорее филиал торговой базы, нежели кухня. Это был дворец, сияющий кафелем, белизной плиты и холодильника. Весло достал носком трехногую табуретку, придвинул и сел.

– Ну? – спросил Весло.

– Вот что, – сказал Семен, осторожно облокачиваясь на кухонный стол, – вот что, дней на шесть дача для тебя закрыта. Не суйся, потерпи.

Весло недовольно поморщился.

– Серега сказал?

– Он самый.

– Что-нибудь солидное? На космический размах?

– Узнаешь потом. Всему будет время. Твое не уйдет.

– «Не уйдет, не уйдет», – передразнил Весло, слетел с табуретки и забегал по кухне. – Крохи со стола? Объедки?

«Ну и арап! – подумал Семен. – Хочет и загрести, и руки оставить чистыми».

– Мне финансы нужны, понимаешь? Я совсем голоштанный, – трагически сказал Весло и показал волосатую грудь.

– А что отец? – спросил Семен с недоверием.

– Кричит: «Кровосос! На тебя не напасешься! Когда-нибудь из-за тебя я сяду!» Он сядет из-за меня, – произнес Весло саркастически и плюхнулся на табурет.

– Но что-то он все-таки подбрасывает? Какую-то деньгу? – возразил Семен, не поддаваясь.

– Эх, старик! Ты не представляешь, как это унизительно... – сказал Весло.

Семен в самом деле не представлял. По той простой причине, что ему никогда не давали отцовские деньги, и соответствующее этому чувство унижения ему не было известно. Поэтому он не поверил Веслу.

Таким, как Веселов, он завидовал с детства. У подобных ребят еще тогда всегда водились денежки на мороженое или ситро, только стоило им запустить ладонь в карманы своих вельветок. А ему приходилось таскать из-под носа у тетки. Да и у тетки их было кот наплакал. Оттого она-то сама всегда ему твердила про таких, как отец Веселова:

«Эти-то умеют брать, что легко лежит, чужое. Вот гляди на них, балбес эдакий, ума набирайся. Так-то и выйдешь в люди...»

– Надо иметь свои. Это вернее всего, – закончил Весло и свесил голову на грудь.

– А что же твой бокс? Кружок там или секция, как ее?

– Таким, как я, не очень платят за кружок. Не чемпион Европы, – усмехнулся Веселов.

– За чем же дело? Кто тебе мешает? Начисть всем рожи. И будь!

– Интриги, старик. Затерли вашего Веселова.

Говорил бы он это кому другому, только не ему! Семен собственными глазами видел, как за Веслом по всему рингу гонялся один белобрысый малец. Малец был из новичков, и Весло рассчитывал на легкую победу, пригласил его, Семена, поглазеть на триумф.

– Засеки по часам. Уложу на второй минуте. Побалуюсь и уложу, – сказал Весло, уходя в раздевалку.

Когда ударил гонг, Весло набычил голову и сразу полез на мальца. Но малец оказался другого сорта: он выдержал этот напор и затем, уловив удобный случай, съездил Веслу в челюсть. А потом на Весло было срамно смотреть. В третьем раунде он кидался на шею мальца, словно к родному отцу перед разлукой, а тот обрабатывал его кулаками, будто лепил из глины скульптуру. И так и этак! Когда все это кончилось, Весло, малиновый и рыхлый, точно так же нес чепуху про судейские интриги. Как и сейчас, на кухне...

– Тогда иди на производство и работай, – безжалостно обрезал Семен и, чтобы не переборщить, добавил: – Ладно, я с ним поговорю. Видит Бог, не обидим. – И сделал шаг к выходу. – В общем, с дачей учти. С сегодняшнего дня. Иначе испортишь программу.

– Тогда все будет спок, – заверил Весло, шаркая шлепанцами за спиной Семена.

– Как и с актером? Тоже было «спок», – усмехнулся Семен, хотя и был разговор по этому поводу и Веселов валялся в ногах, просил пощады.

– А что с актером? Что с актером? – заволновался Веселов, опять-таки по-лакейски забегая вперед. – Ну, кто думал? Известен, знаменит. Оттого и не проверил. А кто бы проверил? Ты проверил?

Семен подумал, что тут Весло прав. Ему и самому не пришло бы раньше в голову, что у знаменитого актера нет ни черта в загашнике.

На другой день Семен получил отпускные, и вечером Сергей Сергеевич отвез его сам на Казанский вокзал. Проявил заботу.

– Дал бы ты, Сергеич, телефон, – попросил Семен на всякий случай, когда они сидели в такси. – Чуть что, я бы и звякнул.

– Сема, – сказал Учитель. – Домой еще не провели, а служебный номер, сам понимаешь, что такое. Новости прибережешь до встречи.

Семену хотелось постоять на перроне, как поступали тут все, но Сергей Сергеич счел это неудобным. Вокруг толчея, и только путаться у людей на дороге. Тащит, мол, гражданин чемодан, сгибаясь, а ты ему на пути, лицом в лицо. Он помахал рукой и ушел.

Попутчиков Семен невольно оглядел со старой профессиональной точки зрения. С одного можно было снять костюм из тонкого, с красивым переливом материала. В подходящих, конечно, условиях. Остальные двое никуда не годились – женский халат и пижама.

Семен разулся и полез на верхнюю полку.

– Вам нужна постель? – спросила снизу проводница.

– А как же? Чем мы хуже других, – весело ответил Семен.

Он снял пиджак, повесил на крючок у окна и растянулся в полный рост. Потом встал на колени и, сняв пиджак, стал его укладывать под подушку.

– Не бойтесь, не пропадет, – сказал мужчина в костюме.

Семен даже поперхнулся.

– Мы это знаем, – сказал он многозначительно, придя в себя, и повесил пиджак в ногах, так было лучше: здесь пиджачок не мялся и не мешал.

– Вы юрист? – спросил тот мужчина, который был в костюме и переливался всевозможными цветами, как голубь-сизарь.

– Не. Из смежной профессии, – сказал Семен, закинув руки за голову.

Попутчики решили, что он из милиции, и отвязались по-доброму. Вообще-то они были прескучнейший народ.

Он послушал, что они там болтают внизу про политику, и заснул. Проснулся он ночью, внезапно, оттого, что приснилось что-то кошмарное, вогнавшее в холодный пот. Будто из детства, но что именно, Семен не мог себе сказать. Однако следовало разобраться в этом, чтобы не пустить это в мысли и спокойно заснуть. Потому что он читал в одной книжке про сны, где говорилось, что во сне появляется только то, о чем мы думаем. Чтобы больше не думать об этом, он решил узнать, что это такое, и начал перебирать в памяти все, что оставалось из детства. Стараясь ничего не пропустить, он вспомнил себя самым маленьким, когда еще с ним был отец. Отец любил приговаривать: «Легче взять, чем сделать», – потом он куда-то исчез, а за ним умерла мать, и Семен остался с теткой – продавщицей в пивном ларьке.