Он вспомнил актрису, и на душе у него потеплело. Жаль, что она замужем... Ну, что же из того, что она жена другого человека, сказал он себе. Важно, что она существует на этом белом свете, и, кто знает, может быть, он завтра увидит ее. Вот возьмет и приедет на студию. Станет у ворот в сторонке и будет ждать.

За окном пролетали дачные поселки, сосны и столбы, искривленные в мокром окне. А неугомонные болтушки зудели прямо под ухом.

Вздохнул он свободно только в Кратове, когда ступил на платформу. Но этот чертов Опушкин переулок с веселовской дачей задал ему новую работу. Он затерялся в скоплении дач, и найти его оказалось не так-то просто.

Вначале Леонид вышел на правую сторону от железной дороги и стал переулок искать в тех местах, где о его существовании не было даже подозрений. Наконец кто-то надоумил его перейти на левую.

Леонид перешел через рельсы перед носом товарного состава. Хотя пристанционный диктор неустанно твердил из всех динамиков: «Внимание, идет поезд». Металл под ногами тускло лоснился в сыром воздухе. Дальше путь предстоял по скользкой кривой тропе. Земля была влажной и холодной. К подошвам неприятно липли побуревшие листья.

Тропинка вывела на пустынную и по-осеннему неуютную улицу. Кое-где уже топили, и жидкий ранний дымок прощупывал в плотном сером воздухе первую дорожку.

По-особому гулко в пустоте загремела калитка, и на улицу вывалил пьяный мужик с топором и пилой.

– Теперь сюда, – сказал он, обращаясь к самому себе, и двинулся во двор напротив.

Пришлось дожидаться более надежного встречного.

Веселовская дача стояла в глубине Опушкина переулка, который кончался тупиком. Младший Веселов сейчас сидел в военкомате.

Но даже если там кто-то находился, прятаться не имело смысла. Леонид зашагал по переулку открыто, не таясь.

Калитка свободно болталась на петлях, и на участок он попал беспрепятственно. Стараясь оставаться на виду, он прошел прямиком к дверям и постучал костяшкой пальца. Потом он похлопал по крашеным доскам кулаком. Из глубины дома откликнулось эхо, и на этом все признаки живого были исчерпаны. Тогда Леонид подергал дверь, она сидела плотно на внутреннем замке.

– Эй! – крикнул Леонид, довершая число мер, положенных человеку, который заявился в гости.

Но внутренний мир этого дома отнесся ко всему такому, лежащему в границах приличий, невозмутимо, тем самым давая право на продолжение попыток.

И было вполне естественно, что Леонид полез в окно. То есть он собирался только заглянуть, не случилось ли чего с обитателями дачи. Убедиться в этом имеет право каждый человек.

«Вот он, Лихов переулок, номер дома двадцать семь», – обрадовался Семен тогда.

Он еще не был в гостях у Учителя. И уже одно вызывало любопытство: как он там поживает, этот старик? Но Сергей Сергеевич гостей не любил и дал Семену адресок, чтобы уж тот отвязался.

– Только в крайнем случае, понял? – сказал он, кривясь.

Сегодняшнее известие, с этой точки зрения, приходилось как раз на крайний случай. Вдобавок он хотел предъявить Учителю небольшой счет. В последний раз тот так его подвел, что дальше было некуда. Теперь попадись – живо поставят к стенке. Шутка ли, отныне «мокрое дело» на плечах. И только по вине этого старика. Не иначе. Рано или поздно такое бы случилось все равно, но, может, и не так уж скоро. Старуху он тогда ему простил, но терпение лопнуть могло и у теленка.

Семен пошел по лестнице, высматривая нужную дверь. На площадках пахло кошками. Облупившиеся стены были исписаны мелом – этакая лирическая арифметика: если к Маше прибавить Витю, то получится любовь.

Десятая квартира отыскалась на четвертом этаже. Нажимая звонок, Семен представил кислую мину Учителя.

За дверью погремели замками, и перед Семеном предстала тучная женщина в халате.

– Вы слесарь? Слава Богу! – обрадовалась она.

– Нет, я не слесарь, – сказал Семен. – Сергей Сергеевич будет дома? – в свою очередь, спросил он, нетерпеливо заглядывая через ее плечо в полумрак.

– Он у себя. Пройдите, – сказала женщина, пропуская Семена в коридор. – Вторая дверь направо, – добавила она.

Семен пошел, натыкаясь на ящики и лыжи. Потом глаза его привыкли. Он нашел вторую дверь, покашлял, прочищая горло, неистово постучал костяшками пальцев.

«Вот будет морда шилом, как я сейчас войду», – представил себе Семен.

– Милости просим, – ответил незнакомый мужской голос.

Семен очутился в комнате, заставленной старой мебелью. У окна за столом сидел однорукий лысый старик с веселыми глазами. Перед стариком были разложены веером, будто карты, какие-то рисунки, а в уцелевшей руке он держал лупу.

Семен огляделся, но, кроме них, ни души. Он сам да этот однорукий старикашка. Но особенного в этом ничего не было. От Сергея Сергеевича можно было ждать всего, и того, что он взял да и спрятался вон в том широченном гардеробе. Семен давно перестал удивляться, глядя на Учителя.

– А где Сергей Сергеич? Куда он запропал? – сказал он, все еще высматривая по углам.

– Я здесь, – ответил старикашка с готовностью и еще оглядел себя для пущей убедительности, тут ли он на самом деле.

– Я не тебя. Ты мне не нужен. Мне Сергея Сергеича, – сказал Семен, начиная потихоньку беспокоиться.

– А Сергей Сергеич – это я, – сказал старик и чуть ли не залился смехом.

– А еще Сергея Сергеича здесь нет? Может, еще какой живет в квартире? – спросил Семен, предчувствуя неладное.

– У нас и одного хватает. И с тем морока. Вот с этим, – старикашка ткнул себя в грудь.

Семен сообразил, что Учитель опять обвел его вокруг пальца, подсунув ложный адресок, да еще с другим Сергеем Сергеичем вдобавок. Семен долго стоял остолбенело, а старикашка помирал от потехи: приперся такой чудак – и одного Сергея Сергеича ему мало. Подавай ему десяток, не меньше, прямо оптовик.

Он что-то еще пытался сказать Семену сквозь нахлынувшие от смеха слезы, но тот вышел. Постоял на площадке, облокотившись о перила. Апатично поплевал в лестничный пролет, стараясь думать. Но толком ничего не получалось. Проще было отругать Учителя на чем свет стоит.

Но и после этого не стало легче. Семен спустился вниз и пошел к остановке автобуса.

Продолжая клясть Учителя, Семен уселся в автобусе возле окна, и тут, едва машина тронулась с места, у него спросили билет.

Руки у контролерши мелькали, будто их было восемь штук. Как на одной картинке у восточного божка, которую видел Семен. От них рябило в глазах, а она еще быстро приговаривала: «Ваш билет».

– Ваш билет, – сказала она Семену; тут у нее получилась задержка, и ему стало ясно, что у нее всего-то две обыкновенные руки, сколько и положено каждому человеку.

«Ничего себе босяцкая привычка», – подумал Семен, шаря машинально по карманам, где, собственно говоря, билета и быть не могло. В забытьи он просто не был взят.

«Еще не хватало милиции», – подумал он, глядя на ее руки. Они производили впечатление очень цепких. Сухие, жилистые клещи.

– Ваш билет, – железно повторила контролерша.

– Потерял, – сказал Семен, не моргнув.

– Ваш билет, – заладила она одно и то же.

Спорить не стоило.

Готовый лопнуть от досады, Семен полез в карман за штрафом. Видно, когда уж не везет, так этому нет конца. Вьется веревочка...

– Его билет у меня, – театрально произнес знакомый голос.

Учитель умел это делать. Он сидел через кресло сзади как ни в чем не бывало. Будто ехал в этом автобусе по крайней мере от Ростова. И вдобавок еще держал развернутую газету «Сельская жизнь». Семен только рот разинул, настолько это было неожиданно.

– Выйдем, – сказал Сергей Сергеич.

Они вылезли у Краснопресненского вала и пошли через площадь.

– Понимаете, – начал Семен, досадуя. Вместо того чтобы высказать все, что накипело, приходилось выискивать оправдания.

– Это тебе, Сема, впредь наука. Вошел в автобус – плати. У водителя план. Да уж ладно, теперь все в порядке, – сказал Сергей Сергеич как ни в чем не бывало, будто сам он перед Семеном ни при чем. – Ты что-то хотел сказать? – спросил он, и Семен понял, что выяснить сегодня отношения не удастся, а Учитель дал понять, что вроде бы есть дела поважней, и заслонился своим вопросом быстренько.

– Маргасов сбежал, вот что, – сказал Семен. – Весло его видел.

– Веселов, – поправил Сергей Сергеич.

– Ну, Веселов. Какая разница?

– Большая, – сказал Учитель. – Значит, он видел Маргасова?

– Тот шел по Зачатьевке.

– И что ж Веселов? Позвал милицию?

– Не успел. Пока бегал туда-сюда... Может, того отпустили, а? Маргасова? – предположил Семен.

– Отпадает, – сказал Учитель. – И с чего тогда человеку бегать по чужим углам, сам подумай, если есть собственная берлога? Но он там и носа не показывал. Я проверял. И я-то еще подумал: что это там участковый день и ночь сидит в его квартире? А оно вон, оказывается, что...

– Да уж верно, что бы ему там сидеть, – согласился Семен.

Ну да, Маргасов прошел по той стороне проезда, напрягшись всей кожей. И казалось, просто протяни в его сторону палец, и она вздрогнет даже за сто метров, как на лошади. Настолько она была натянута, его кожа. Такое было у Веселова впечатление.

– В том-то и дело, Сема, – сказал Учитель. – Когда у гражданина с государством лады, он ходит по улицам смело. И уж, во всяком случае, живет в собственной квартире. Но от милиции не скроешься. Подполковник Марков достанет хоть из-под земли.

Семен взглянул на свои старенькие часы и взгрустнул по «Омеге».