наймет для него адвоката. Впрочем, не могу сказать, что обещание шефа прибавило нам оптимизма. А тут еще Гурьев все не возвращался.

В половине шестого приехали Перовы чуть ли не всей семьей, в студии начали появляться зрители, мне пора было надевать маску радушия и приступать к своим основным обязанностям. На душе скреблись бесчисленные представители кошачьего племени, пришлось напрячь все свои актерские таланты, какие только имелись в резерве.

— Добрый вечер, дорогие телезрители и гости в студии! Вас приветствует программа «Женское счастье» и ее бессменная ведущая Ирина Лебедева!

Никто не знает, какой ценой мне дались бодрый, уверенный тон и счастливая улыбка, из-за которой у меня к концу передачи болели все мышцы лица. Мне нельзя было расслабиться ни на секунду, так как даже во время рекламных пауз я оставалась на глазах у зрителей.

В общем, когда операторы выключили в студии софиты, меня можно было смело выбрасывать на свалку. Радовало только одно: Людмилу Ивановну тут же увезли домой ее домочадцы. Так что не пришлось выполнять наш привычный ритуал с приглашением в кабинет, который в данный момент был бы совсем некстати. Обошлись на прощание несколькими теплыми фразами.

— Ну, мать, ты превзошла саму себя! — отвлек меня от грустных мыслей голос Гурьева. — Такого количества приторного сиропа я даже представить себе не мог! Клянусь, я теперь не меньше недели буду даже чай пить без сахара.

— Смейся, если хочешь, — я даже не в силах была сердиться на его неуважительное отношение к моей передаче. — Где ты был?

— Пиво не пил, честное слово! Я, как пчелка, собирал по крупицам нектар информации и готов поделиться ею с вами безвозмездно, учитывая общую заинтересованность, а не простое любопытство.

— Тогда делись немедленно, — вступила в беседу подошедшая к нам Лера. — Пойдемте в кабинет, Костя сейчас подойдет.

Когда мы все собрались и расселись кто где — дамы на стульях, Гурьев в кресле, а Костя на краешке стола, — Валерка приступил к изложению добытых сведений:

— Значит, так. Улик против нашего Пашки нет никаких, кроме отпечатков пальцев на бутылке и бокалах, что не значит ровным счетом ничего. Экспертиза показала, что в этих сосудах наличествовало самое обычное вино без посторонних примесей. Этот козел, в смысле, следователь Булдаков продержит Пашку в КПЗ до понедельника и выпустит, так как на большее права не имеет. Правда, выпускает он нашего доблестного оператора под подписку о невыезде, так как обвинение снимать не собирается из-за недостаточности улик. Не удалось мне с ним контакт наладить, сволочной мужик! А приятеля моего, своего непосредственного начальника майора Онищенко, он не очень-то и боится. Что-то за всем этим кроется… — Валерка на секундочку замолчал, потом продолжил: — Кстати, Костя, имей в виду: ты тоже под подозрением. Булдакову ты в этом плане нравишься меньше Павла, но он считает, что вызов «Скорой» и милиции может быть с твоей стороны ловким ходом, попыткой свалить вину на приятеля. Ты ведь знал, что Пашка пойдет к Кате, а что у тебя с ней было в армии — никому не известно. Валерия вот только картинку следователю слегка испортила своими показаниями. Тезка, а что, Пашка в самом деле у тебя ночевал?

— Ну не гнать же мне его было в два часа ночи! — возмутилась Лера и, покраснев, добавила: — Но ничего такого не было! Павлик на диване спал!

— Ладно тебе, не смущайся, — улыбнулся Гурьев. — Твои отношения с Павликом на данный момент не так уж важны.

— Валерий, — заговорила я, — что дальше-то будет?

— Пока не знаю. Прояснить дело могут только показания самой Кати, а она, как вы знаете, в коме. И врачи говорят, что шанс на выздоровление есть, но ровно такой же, как и на смерть. Профессор Жемов считает, что, если бы у Кати был чуть более слабый организм или Костя промедлил хотя бы минут пять, спасти девчонку не удалось бы.

— А чем ее все-таки отравили? — решила я уточнить.

— Она вдохнула летучие соединения цианида.

— И кому понадобилось на нее покушаться? — недоуменно спросила Лера.

— Эх, дорогая вы моя! — вздохнул Гурьев. — Это ведь и есть главный вопрос следствия.

— Тогда зачем? — спросила я.

— А вот ответ на этот вопрос как раз может привести нас с вами к преступнику. Ну-ка, напрягите мозги и вспомните все, что знаете о Кате, — предложил Валерка.

— Я тебе уже все рассказала, — пожала я плечами. — Я с ней и виделась-то всего два раза. А Лера и того меньше. Остается Костя, Катя как-никак его армейский друг, да и жила все эти дни в его квартире.

— Ну что, Константин, — посмотрел Гурьев на нашего водителя, — пришла твоя очередь делиться информацией.

— Не могу сказать, что знаю намного больше вас, — начал Костя. — Наше общее армейское прошлое никаких секретов в себе не содержит: воевали вместе, что тут еще скажешь? Я как раз увольнялся из армии, когда Кате должны были присвоить звание лейтенанта. А теперь она приехала в Тарасов за документами для поступления в высшее десантное училище, и что-то у нее не складывалось…

— Что именно? — напрягся Валерка. — Давай подробнее.

— Вчера утром она собиралась в военкомат, говорила, что любезность нашего военкома ей уже поперек горла стоит, он все кормит ее нелепыми байками и тянет время.

— Это она мне тоже говорила, — добавила я. — А еще что-нибудь она говорила?

— Да, что-то насчет того, что военком делал ей весьма прозрачные намеки, в ресторан, что ли, пытался пригласить… Я как-то невнимательно слушал…

— Зря, — посетовала я. — Валерка, а тебе не кажется, что нам имеет смысл самим осмотреть Костину квартиру?

— И что ты собираешься там найти? — хмыкнул Гурьев. — После бригады криминалистов?

— Так ты же сам сказал, что этот, как его…Булдаков настроен исключительно на виновность Пашки. Может быть, его бригада что-то пропустила, а мы найдем.

— Так Костя сам там все смотрел.

— Ну и что? Костя был в шоке, вряд ли его внимания хватило на что-то еще, кроме Кати.

— Ладно, считай, что убедила, — сдался Гурьев. — Скажи, Шилов, как ты насчет не слишком светского визита в твое жилище?

— Поехали, — кивнул Костя, — может быть, вы и в самом деле что-то найдете.

— Я, наверное, домой поеду, — жалобно пискнула Лера. — У меня голова раскалывается.

— Хорошо, — согласилась я, — в понедельник увидимся.

Костя жил на Горького в стандартной однокомнатной квартире. Видимо, он тщательно следил за своим жилищем, хотя сейчас там царил легкий беспорядок. Впрочем, винить его за это было нельзя, так как он еще не был дома после нашествия милиции.

Наша троица прошла в комнату, внимательно осматриваясь по сторонам. Палас был весь истоптан грязными следами, на журнальном столике подсыхали остатки пирожных, в вазе стояла белая роза, а на полу возле кресла валялась очень знакомая коробочка…

— Костя, — спросила я, нагибаясь и поднимая коробочку. — Ты дарил Кате какие-нибудь цветы?

— Нет, мне это в голову не приходило, я к ней относился как к другу, товарищу…

— А ты не знаешь, Пашка ехал к ней с цветами?

— Я знаю, — ответил Гурьев. — В показаниях Павлика указано, что он привез бутылку киндзмараули, коробку пирожных и белую розу. А что?

— А то, — сказала я. — Остатки пирожных мы с вами видим, розу — тоже, вино, надо полагать, изъяли криминалисты для экспертизы.

— Ну и что? — продолжал недоумевать Гурьев.