— Не знаю, — как-то равнодушно пожал плечами Родионов. — Наверное, кто-то из окружения Сальникова. Около него постоянно крутятся какие-то мальчики.

— Да? — удивилась Лариса. — А он случайно — не того? Как у него с ориентацией?

— Понятия не имею, — презрительно ответил Родионов. — Но мальчики, похоже, для других дел.

Колян, кажись, собирается жениться! Вот это номер! Но я за него искренне рад. Они с Настей, этой девчонкой из госпиталя, неплохая пара. Мы с Коляном должны сегодня слетать в наш лагерь, который стоит где-то в горах. Поговорить с ребятами да и вообще пожить с ними несколько дней. Статьи правдоподобнее получаются, когда все на собственной шкуре проверяешь.

Летать не люблю, но Колька в прекрасном настроении, травит анекдоты один за другим. Как только мы вернемся, у него свадьба. Скорее всего, молодожены уедут в Москву. Я — почетный свидетель.

С нами летят несколько десантников. Они возвращаются из госпиталя в свой отряд. Ржут над Колькой как ненормальные. Мне кажется, что вертолет от этого в два раза больше мотает. Еще бы — такие лбы!

Я между делом пытаюсь с ними поговорить. Общаются охотно. У двоих дома семьи, но на войну пошли сами. Ни о чем не жалеют. Сказать, что нравится, — нельзя, но уже привыкли, да и деньги неплохие платят. Хотя у боевиков бабки больше. Они общались с пленными, так те пытались их еще и вербовать. «Да, может, конечно, и врут, — замечает один из ребят. — Хер их знает. Идти-то к ним все равно никто не собирается».

Один из ребят по виду явно чеченец, и я недоверчиво кошусь в его сторону.

«У него боевики всех убили, — шепчет мне на ухо все тот же парень. — Он воевать не пошел. А это по их законам большое преступление, вроде как предательство. Зато теперь он против них воюет».

— И давно? — спрашиваю я.

— Да уж с полгода будет. К тому же он и нашим двоим пленным помог бежать. По их суду его приговорили, так что ему уже и деваться некуда. Неплохой парень, только молчит все время.

Вертолет опустился ниже. Летим медленнее, всматриваясь в горы. Всех охватывает легкое волнение и беспокойство.

Один из пилотов что-то выкинул вниз. Какой-то небольшой тюк. Я, конечно же, тут же поинтересовался — что это такое и зачем.

— Не знаю, — равнодушно ответил пилот, — сказано было — выкинуть в этой точке, я и выкинул.

Дальше летим быстрее и скоро садимся на небольшой площадке. Кругом тишина. Вертолет не глушит двигатель, и мы просто высыпаемся из него как горох. Я к подобным манипуляциям не привык и тут же грохнулся, достаточно больно. Колька полностью повторил мой неудачный маневр. Над нами начали подшучивать. Мы не обижаемся — должна же быть какая-то отдушина в этой атмосфере напряжения и страха.

Два часа пути — и мы в лагере. Всем очень рады. Даже нам, незнакомым журналистам. Некоторых я знаю — не раз пересекались раньше. Нас узнают, легко хлопают по плечу.

Мы должны пробыть здесь три дня, затем нас снова заберет вертолет. Уже всех.

Ребята конкретные, работают здорово. Насколько я понял, это наш диверсионный отряд. Все делают красиво и бесшумно. Меня один раз взяли с собой. Очень впечатляет.

Я строчу статьи. Колька заявил, что идет в десантники. Я решил, что у него от горного воздуха поехала крыша. Он бы на себя в зеркало посмотрел. Десантник! При упорных тренировках лет, может быть, через десять что-нибудь из него и получится, никак не раньше. Но тогда он уже постареет, и все это будет неактуально. Я ему сказал об этом, так он обиделся.

Сегодня мы улетаем. Лагерь собрали в считаные секунды. Кстати, наш чеченский «мститель» куда-то пропал. Я спросил у ребят — все отмалчиваются. Больше не спрашивал.

— Подождите, — возразил Родионов.

Они с Ларисой сидели в одном из номеров гостиницы «Вена» и пытались разработать план действий.

— Не так все просто. Позвоним мы в ФСБ, а что дальше? Брать Сальникова? На каких основаниях? К тому же я уже говорил, что у Сальникова здесь, в Москве, имеются хорошие покровители. Если начнется какая-то возня, то его сразу же предупредят.

— Так не пойдет, — тут же согласилась Лариса. — Будем делать по-другому. Сальникова надо спровоцировать.

— То есть как спровоцировать? — не понял Родионов.

— Ему нужно позвонить и кое-что предложить…

— Что именно?

— Вы позвоните и скажете, что у вас на него что-то есть. Причем сказать надо так, чтобы он вам поверил. И требуйте от него денег в качестве компенсации за молчание. Скажите, что если денег не будет, то вы передадите все свои материалы в военную прокуратуру.

— Хорошо, я попробую, — тяжело вздохнув, согласился Родионов. — Хотя и не нравится мне все это.

Лариса тут же связалась с Ниловым, из квартиры которого и предполагалось осуществить звонок.

— Он согласен, — сказала она.

— Хорошо, за вами заехать в «Вену»?

— Да.

— Отлично, я буду через пятнадцать минут.

В трубке послышались гудки.

— Все, я договорилась, звоните сейчас.

Родионов слегка нервничал и все время поправлял воротник своей тенниски, хотя он лежал безукоризненно.

Через полчаса майор и Лариса сидели на кухне в квартире Валерия и пили кофе.

— Что ж, Сальников наверняка начнет действовать, — сказал Нилов. — Такого наглого шантажа он не потерпит. Я так думаю, что он подошлет человека на встречу, на которой тот и должен будет ликвидировать майора.

— Спасибо за перспективу, — пробурчал Родионов.

— Нам надо этого человека перехватить. То есть, конечно, не нам, а соответствующим организациям. Не будем отнимать чужой хлеб, пусть ребята поработают, — снисходительно улыбнулась Лариса.

— Хорошо, тогда вы звоните своему полковнику, а я — в ФСБ, — сказал Нилов.

— Нет, — вдруг решительно сказал Родионов. — Из ФСБ его предупредят.

— Не волнуйтесь, — успокоил его Валерий, — я знаю там одного человека. Ему я могу доверять как самому себе.

— Да, где назначать встречу? — задумалась Лариса.

— У меня здесь, в Москве, есть квартира, — как-то неохотно сказал Родионов.

— Вы не хотите ее светить? — напряженно спросил Нилов.

— Не совсем. Дело в том, что… ну, в общем, эту квартиру я оставляю своим детям. Она сейчас пустая, но я никогда там не бываю. Всегда, когда останавливаюсь в Москве, живу в гостиницах.