Он прошелся по комнате.

— Должен предупредить вас, что это дело я передаю в прокуратуру. Засим разрешите откланяться. У вас будет время подумать обо всем на досуге. Вот мои визитные карточки — я оставляю их на столе, — если у вас появятся какие-то мысли по поводу сегодняшнего происшествия, я с удовольствием вас выслушаю…

Он кивнул нам с Пенсом. Я все еще пребывала в полной растерянности и не могла понять, почему нам сейчас надо уходить?

И с кем мы оставим Никитича?

Тем не менее я покорно проследовала за ним, на прощанье оглянувшись.

Они стояли, оглушенные. Даже Варлаамов привстал сейчас с места и смотрел нам вслед с испуганным выражением.

— Что ты задумал? — спросила я Ларчика, когда мы вышли из комнаты. — Они же разбегутся.

— Ну что ты, — спокойно ответил он мне. — Представление только начинается. Кто же из актеров уйдет со сцены в такой ответственный момент?

Всю дорогу я пыталась понять смысл его с виду совершенно безумных и бессмысленных действий.

Возле дома он остановил машину и обернулся к нам.

— Так, сейчас мы переодеваемся, немного отдыхаем…

— Что? — взревела я. — От-ды-ха-ем? Ларчик, у тебя все в порядке с головой? На твоих глазах происходит преступление, а ты мне предлагаешь передохнуть! Там сидит преступник, милицию ты вызвать не удосужился…

— Удосужился, успокойся… Милиция будет.

— И откуда? — скептически спросила я. — Ты, что ли, ее будешь представлять?

— Зачем же я? У каждого свой образ.

— Интересно, — протянула я. — Очень интересно! Кажется, ты вообразил себя гением режиссуры?

— А каждый сыщик чуточку режиссер, — улыбнулся он мне покровительственной и снисходительной улыбкой. — В общем, времени у нас очень мало. Так что выползайте побыстрее.

Я вылезла, продолжая ворчать на Ларикова. Происходящее казалось мне парадоксальным идиотизмом, в котором я раньше Ларикова никак не могла заподозрить.

Мы поднялись, и тут Лариков почему-то позвонил в дверь.

Наверное, у него просто съехала крыша, решила я. После звонка он преспокойненько достал ключ и открыл дверь.

— Какой-то ты, Ларчик, таинственный масон, — сказала я. — То подмигиваешь, то жесты странные себе позволяешь.

Он улыбнулся и пропустил меня вперед. Я вошла в комнату и застыла.

В моем кресле, как ни в чем не бывало, сидела Танечка Борисова собственной персоной!

— Так, — проговорила я, смотря на это привидение. — Значит, вы решили сделать из меня идиотку. Тоже мне, Ниро Вульфы недоделанные!

— Саша!

— Пенс, — проговорила я слабым голосом, — ну хоть ты-то не знал?

Он отвернулся.

— И ты, Брут, — горько сказала я, ощущая себя полностью одураченной. — Вы вообще-то думали, что я должна была пережить? И что у меня тоже есть нервы?

— Санечка, мы просто не могли тебя посвятить в наши планы, — сказала Татьяна. — Ты же все время была с Варлаамовым. А наш Илюшка обладает потрясающим свойством рассказывать все в мелких подробностях всем встречным…

— Ага, — кивнула я. — А может быть, вы хотели увидеть, как я выгляжу, ощущая себя идиоткой… Потому что я ничего не понимаю. И на вашем месте я бы все-таки объяснила, что вы выкинули и зачем вы все это затеяли.

— Понимаешь, Сашечка, никто из этих людей не выдаст себя, если его не загнать в ловушку, — начала Таня. — Не забывай, что с игрой у них все в порядке. Кроме того, план был изначально нарушен, так как некоторые были прекрасно осведомлены о том, что ты и Лариков никакие не родственники Никитича, а работники сыска. Поэтому у нас не оставалось другого выхода, как придумать весь этот «спектакль». Тем более что многое ты нам подсказала сама.

— Ох, спасибо, — сказала я. — Значит, все-таки мной вы тоже воспользовались… А я уж думала, что мое дело было шляться по совершенно гадким салонам и мучиться там. Слава богу, мои мыслительные процессы тоже были востребованы! И каким образом, можно поинтересоваться?

— Во-первых, мы использовали твоего Чейни. Ты нас простишь?

— Как? — закричала я. — Пенс, ты порвал мою книжку?

Он виновато опустил глаза.

— Сатрап, — сказала я. — Ладно, пока я забуду это. Загоню это происшествие в дальний уголок моей памяти, чтобы припомнить тебе это зловредное деяние в старости. Так, значит, вы сами и написали? И кукла — тоже ваших рук дело?

— Ну конечно. Мы поняли, кстати, благодаря опять же тебе, что имеем дело с умным человечком. И я прочла «Уилта». Идея с резиновой куклой мне так понравилась, что я тут же поведала о своих планах Витьке. А у него знакомый работает в секс-шопе. Он с радостью выдал нам бракованную. Теперь представь себе реакцию автора писем — он готовит собственный выход, возможно, куда более опасный — если мы вспомним фотографию с убитой девушкой, и тут кто-то перебивает все его планы! Сашка, не обижайся на нас, ладно? Если бы ты не торчала весь вечер с Варлаамовым, мы бы все тебе рассказали!

— А Витька ваш чью книгу порвал?

— Витька свою порвал, — сказала Танечка.

— И где он?

В моей душе шевельнулись нехорошие подозрения. Если у Витьки была такая книга, то почему бы не подумать, что это он и…

— Витька ни при чем, — сказала Таня. — Он просто принял во всем этом участие. А сейчас он следит за домом. Потому что, как мы предполагаем, настоящие военные действия начнутся только теперь.

— Какой же смысл, если тебя уже вроде как нет?

Отвечать мне было не нужно. Я уже и сама поняла, чего они добивались.

В панике человек может открыться куда быстрее.

Именно когда к горлу подступает страх, человеку начинает изменять хладнокровие.

А значит…

— Нам тоже там надо быть, — сказала я, решительно поднимаясь. — В конце концов, один ваш Витька за всеми сразу не углядит.

Поэтому я быстро переоделась в черные джинсы и такую же черную куртку, упрятала косу под бейсболку и уже стояла в дверях, поджидая Пенса и Ларчика.

Таня тоже была готова.

Но я остановила ее:

— Нет уж, ты останешься. Тебя никто не должен видеть.

— Почему это? — удивилась она.

— Умерла так умерла, — безжалостно ответила я. — Вот и сиди теперь в полной тишине и неизвестности.

— Но без меня вы не сможете! — запротестовала было Таня, но я остановила ее.

— Сможем. Не волнуйся… Да, и, пожалуйста, не открывай никому дверь!

И вышла, не обращая внимания на ее обиженные глаза. Пусть себе пообижается, не вредно ей это совсем…

Я же перенесла свою обиду?