Впрочем, уже через пятнадцать минут я поняла, что прогуливаться по улицам с бомжовками — почти подвиг. На нас постоянно оборачивались.

Наконец мы добрались до базарчика, где обреталась Добрынька.

Танька протискивалась сквозь толпу покупателей, таща меня за собой.

— Тут овощи дешевые, — объясняла она мне обилие людей на этом окраинном базаре. — Потому сюда все и прут…

— Смотреть надо, дрянь этакая, — завизжала толстенная баба с огромным пакетом, до самого верха заполненным цветной капустой.

— Да пошла ты, — вполне миролюбиво, на мой взгляд, отозвалась Танька. — Может, мне надо смотреть, а тебе худеть…

Бабища сузила свои и без того узкие глазки и застыла, беззвучно открывая рот.

— Пошли быстрее, пока она не очухалась. А то эта мегера ментов позовет.

Объясняться с ментами ни мне, ни ей не хотелось. И мы прибавили шагу.

— Вон Добрынька, — ткнула Танька пальцем в сидящую на корточках замусоленную «туркменку». — Пошли…

Подойдя, я ужаснулась — в руках у «туркменки» был завернутый в немыслимо грязную тряпочку ребенок, а сама она протягивала народу тощую ладошку.

— Добрынька, это я. Кончай прикалываться… Тут с тобой поговорить хотят.

Платок приоткрылся, и на меня посмотрел с откровенным любопытством совершенно не туркменский, светло-небесного цвета глаз.

Видимо, я не внушила ей уверенности в завтрашнем дне, и она снова принялась исступленно качать младенца.

— Добрынька, дура, что ли?

Добрынька, успешно справляющаяся с ролью туркменки, только презрительно фыркнула в ответ.

Мы ее явно не интересовали.

— Добрынька, — рассерженно пнула ее в бок Танька. — Она тебе сигарет даст… Смотри.

И она повертела перед носом у Добрыньки синенькой пачкой моего «Винстона».

Добрынька этот аргумент сочла решающим.

— Сейчас, — вздохнула она и оглянулась вокруг. Заметив, что на нее никто не обращает внимания, она засунула «ребенка» в сумку и встала. — Че надо-то?

— Ее твой чокнутый из «кладбища» интересует, — сообщила Танька. — Она детективка… Во.

— А чего он тебя интересует?

Глаза у нее были потрясающие. Да и сама Добрынька была высокой и тоненькой. «Интересно, почему она оказалась на самом дне?» — подумала я, с интересом рассматривая ее тонкое, красивое личико.

— Давай сначала найдем точку для разговора, — огляделась я вокруг. — А уж потом… Потом я попробую тебе все объяснить. Пойдет?

— А сигареты?

Я полезла в свой рюкзачок. Ура! Сигареты у меня еще были.

Я кивнула.

— Будут тебе сигареты…

— Ну, пошли. Только…

Она нахмурилась, пожевала губами и решительно дополнила:

— Я еще жрать хочу. Хавчик будет?

Я посмотрела свою наличность.

— Будет, — успокоила я ее.

— Пойдем, — кивнула Добрынька и решительной походкой направилась к трамвайной остановке, рядом с которой толстенная тетеха торговала гамбургерами.

Старцев ехал по шоссе.

Он уже почти настроился на непременную удачу. Так советовала ему Ольга-психоаналитик. Все, по ее словам, зависело от настроя.

Он почти проехал мимо стоящего у обочины дороги «БМВ» цвета электрик, но что-то ударило в грудь.

Он оглянулся.

Девушка за рулем задумчиво курила, темные очки и легкий газовый шарфик делали ее безумно похожей на Шарон Стоун.

«Это же та, из моего двора, — удивился Старцев. — Надо же… Наверное, вот так и выглядит судьба…»

Он вернулся и вышел из машины.

— Помощь нужна? — доверительно спросил он, всем своим видом показывая, что она может рассчитывать на любую помощь с его стороны.

Девица смерила его долгим взглядом и покачала головой.

— Нет, все в порядке… Я жду жениха.

Старцев почувствовал, как воздушный замок будущего счастья тает на глазах. Стараясь не показать, насколько уязвлена его гордость, он развел руками и пробормотал:

— Ну, простите за навязчивость…

— Да нет, что вы! — улыбнулась «Шарон Стоун». — Я вам очень благодарна. Не часто встречаются такие отзывчивые люди…

— Такие прекрасные девушки — тоже, — он поцеловал ее руку. — Жаль, что у вас есть жених… Я охотнее принял бы вас за свою судьбу.

— Увы! — рассмеялась она. — Еще раз спасибо…

Судя по ее уверенности в себе, великолепной машине и манере одеваться, девочка принадлежала к «хай-фай» классу. И стояла на более высокой ступенечке, чем Юля…

«Черт побери, вот если бы она и была моей невестой», — с тоской подумал Старцев, отъезжая, и, не удержавшись, обернулся.

Красотка смотрела ему вслед, даря на прощание загадочную полуулыбку. И Старцев осознал, что, если бы она сейчас поманила его пальчиком, он бросился бы к ее ногам.

Потому что, черт побери, она была не похожа на женщин, которые встречались ему до сей поры.

Она была женщиной его мечты, но принадлежала, увы, другому.

«А вдруг все-таки — судьба?» — подумал Старцев и сам же ответил себе иронической улыбкой.

Нет, просто случайная встреча… А жаль.

Елена Тимофеевна и сама была удивлена своей доверчивостью — несколько раз она оборачивалась, поскольку ей в голову приходила опасливая мысль, будто этот парнишка ПОДОСЛАННЫЙ, но она отгоняла ее, потому что в ее душе крепла уверенность: не мог он иметь никакого отношения к ЭТИМ, просто не мог…

— Ну, вот мы и пришли…

Она открыла дверь, и Фримен оказался в небольшой квартирке, со старой мебелью, явно знавшей лучшие времена… Сейчас тут пахло старостью и несчастьем, как у больных пахнет лекарствами.

Несчастья поселились в этом доме, отметил Фримен. Более того, они не собирались покидать этого жилища — как пиявки, вцепившись в воздух, в душу… Фримен прошел в комнату.

Старый сервант с трудом сохранял равновесие на сломанных ножках. Иконы в углу — непременный теперь атрибут — были бумажными, засаленными, впрочем, засаленным тут было все.

— Чай будете?