одним из многих — се-ереньких таких многих, едва заметненьких.
Одновременно с пониманием пришла зависть. Да, вот так, она самая. Вместо первона-чального и не шибко-то объяснимого страха за друга, связавшегося с мафией. А, что мафия? Она пугает, если ты — обыватель, если ты в стороне, а если ты внутри, если активен, если ты член делового сообщества… Аншеф пока ещё в шоке от неожиданно свалившейся на него удачи, и в таком шоковом состоянии пришёл к нему, пока ещё единственному и пока ещё другу. Аншефу, как человеку, опять-таки, пока законопослушному, нужна, и, опять-таки — пока нужна — моральная поддержка — махонькое обоснование принятого решения. Пока! Что же делать? Сказать, де, возьми меня с собой, ну, пожалуйста? Просителем быть нельзя. Просители, они — многие. А ты пока единственный. Но ощущение единства уже на волоске. Что нужно, чтобы единственным остаться? Нужно сказать нужное, прости господи. Намекнуть, но так, чтоб словечко выглядело не намёком, а элементом дружеского одобрения. А о перспективах ни слова. Стоп! Ну, тормоз! Аншеф в самом начале встречи дал понять, будто пришёл с деловым предложением. Так чего я тут из себя строю?
Он позволил себе чуть-чуть улыбнуться.
— Я бы? Отказался?! Я, что, похож на больного? Ты молодец, старик.
Сказал, и по блеску глаз ПОКА ещё друга, понял, что выбрал верный тон.
Шефчук даже словно подрос, более не заглядывал в глаза снизу, пропала проклятая интеллигентская расхлябанность, губы сложились капканчиком.
— Ну, сла-ава богу, — он слегка насмешливо растягивал слова, — наконец до тебя дошло! А я уж начал думать, что ты и вправду больной, или, как это — идейный. Я уж подумал, что быт привил тебе дебильное бескорыстие. Бедны, значить, но честны!
Капралов разыграл обиду.
— Отвали. С моим бытом только к старухе-процентщице с топором.
— Это хорошо! Я не про быт. Хорошо, что не тварь дрожащая. Толян, я с предложени-ем. Акционеров и совета директоров, сам понимаешь, на моём предприятии не будет, но ты мне нужен и, как доверенное лицо, и, как специалист. Усёк? Вот и дело! Пошли за подарком. Маше цветы, Серёге мороженое. Кстати, считай себя принятым на работу с испытательным сроком на тридцать секунд. Документы оформим — успеется. А раз принят — получи аванс в конверте, чтоб взад не думал. Отказ принять деньги расценивается, как заявление об увольнении. Ага! Так-то луччее!
Минуло десять лет. Анатолий Демидович Шефчук, немного располневший и полысев-ший мужчина лет сорока, стал видным предпринимателем, заводчиком, меценатом и обще-ственным деятелем. Различного толка общественные организации, с которыми он поддер-живал связи, неоднократно предлагали ему повернуться лицом к депутатской деятельности, но Анатолий Демидович лишь отмахивался: ' Господа, — говорил он, посмеиваясь, — оставьте мне хоть малую порцию времени на личную жизнь. Я, как мне кажется, и без того делаю для города всё, что могу. Мой завод — вот моя политика'. И мэр с администрацией, и местная Дума, и руководители предприятий соглашались: да, вклад Анатолия Демидовича трудно переоценить. Он был женат уже лет семь на весьма эффектной и умной женщине, ведавшей отделом культуры Среднегорского муниципального образования. Было дело, когда на Шефчука пытались наехать разного калибра опэгэшники, желающие прибрать к рукам прибыльное дело. Но тут уж подсобили всей губернией и опэгэшников рассадили по местам. Это тех, кому повезло. В общем, Анатолий Демидович был для Среднегорска фигурой значимой, влиятельной и уважаемой, как друзьями, так и недругами.
Ведущим инженером отдела комплектации на заводе Шефчука работал его однокаш-ник по институту Анатолий Геннадьевич Капралов. На общем фоне он ничем не выделялся, прилично зарабатывал, имел отличную квартиру в престижном (спальном) районе, дачу, автомобиль 'Фольксваген-гольф', но в последние годы начал крепко пить, о чём, впрочем, мало кто догадывался.
Контакты между Шефчуком и Капраловым сводились к формуле — 'наниматель — ра-ботник', и никто из них никогда не переступал грань, обозначенную дефисом.
Разборки организационного порядка
Казино, это такое место, где деньги напрямую делают деньги, и где люди добровольно расстаются со своими банкнотами, выполняя при этом определённый, веками отточенный, продуманный и ограниченный жёсткими правилами ритуал, называемый игрой. Мотивации к ритуалу бывают разные. Одни идут сюда, питая эфемерную надежду приумножить своё состояние, но таких не много, и деньги у них плёвые. Большинство же приходит в игорный дом, чтобы показать понты и тем самым приобщиться к бомонду.
Среднегорск, по всем параметрам, город провинциальный, сугубо промышленный, и эти обстоятельства обуславливают подбор публики, тусующейся в игорных залах. То есть: скучающие миллионеры из Европы или их вдовы, а так же звёзды Голливуда в город не на-езжают, работягам посещение казино просто не по карману, руководители местных пред-приятий предпочитают встречаться в заведениях более респектабельных, а творческая элита слишком бедна и малочисленна. За основу здесь забогатевшие на рыночных поборах 'брат-ки', пообтесавшиеся, сменившие спортивные костюмы и золотые нашейные вериги на бе-лые рубашки с галстуками, и ещё 'позолоченная' молодёжь, проматывающая родительские подачки со своими прихлебателями. Профессиональных 'катал' служащие казино опреде- ляют на раз и вышибают взашей — тут вам не катран, а 'подсевших' на игру, как правило, выжав досуха, до дома более не допускают.
Доржи Камаевич Камаев ко всей этой публике относился примерно так же, как владе-лец зоомагазина относится к выставленным на продажу, копошащимся в аквариуме неончи-кам, меченосцам, и прочим вуалехвостам — они должны приносить прибыль. Сам он испы-тывал к азартным играм брезгливое неприятие, полагая их занятием недостойным мужчины. Тем не менее, свой кабинет начальник службы безопасности фирмы 'Дато' оборудовал на втором этаже здания, прямо над игорными залами.
Собственно, весь второй этаж целиком принадлежал управленческому персоналу фир-мы и являлся центральным офисом. Сверху здание напоминало остроугольный шеврон, в одном луче которого посетители потрошили свои кошельки, оплачивая острые ощущения, а в другом луче между овальными столами, укрытыми снежной белизны скатертями, сновали официанты, подавая изысканные блюда и дорогое пойло. В ресторане кошельки нуворишей облегчались не менее успешно, чем в крыле напротив. Не по прихоти владельца фирмы Ил-лариона Жордания, а по желанию Монаха Камаева служба безопасности накрыла собой иг-ровые площади, оставив ресторанное крыло остальным управленцам. Так и сосуществовали рядом, но обособлено, почти не перехлёстываясь, две ветви одного древа — фирмы 'Досуг — Азарт — Технологии Отдыха'.
Доржи Камаев из окна собственного кабинета задумчиво наблюдал за вечерней площадью перед зданием казино 'Джокер'. Уже появились первые посетители. Завсегдатаи подъезжали на дорогих иномарках, степенно выбирались из автомобилей и неспешно следовали к распахнутым зеркальным дверям, где их встречал настоящий швейцар — вся морда в бакенбардах, весь костюм в блескучих позументах — дураки и сороки любят всё пышное и блестящее. Дамы в вечерних платьях, выгодно оттеняющих белые клубные пиджаки кавалеров, грациозно поднимались по ступеням; мужчины придерживали их под локотки и были неимоверно вежливы и предупредительны. Апрель, холодновато, на плечи женщин небрежно накинуты норковые или соболиные манто, мужики же предпочитали покидать тёплые салоны своих авто налегке — это модно, показушно и шикарно, дескать, пусть пальтишко напяливает тот, кто ходит пешком или, не дай бог, пользуется общественным транспортом. Глядя на эту церемонию, можно было и впрямь поверить: вот она — современная российская элита — люди, чьим умом и энергией прирастает благосостояние страны. Не всплакнуть бы от умиления. Разумеется, игорный — не самый социально значимый бизнес, но если эти болваны западают на игру, значит, туда им и дорога.
Одновременно вспыхнули бегучим волнующим светом тысячи миниатюрных фонари-ков, обозначая сияющей строчкой силуэты пластиковых пальм, расставленных по ободу площади, переиначив ухоженный
