Монотонно набегающие валы с весьма приличным шумом колотились о каменистую кромку, захлёстывая и подбрасывая тучи водяных капель. Должно быть, зимой прибрежные кусты и эти сараи превращаются в ледяные скульптуры.

За стенкой сарая бубнили на два голоса. В несмолкаемом шуме терялись слова. На ум не к месту и не ко времени пришли строки Осипа Мандельштама: 'А море Чёрное, витийст-вуя, шумит, и с тяжким грохотом подходит к изголовью'. Если 'чёрное' написать с малень-кой буквы…. Хрен знает, о чём думается! В сарае покойник, дела приобретают острый ха-рактер. Причём тут стихи?

Бубнёж в сарае затих. Через пару минут в проёме показался товарищ Сухов, морда са-модовольная. Он грациозно для своего возраста спрыгнул на камешки и, зажав трость под мышкой, ладонями обхлопал брюки на коленях.

— Порядок, пошли!

— А с этими, что? — Павел кивнул на сарай.

Коллега улыбнулся, глаза сделались мечтательными.

— Всё путём. Наркоша до утра проспит, если раньше не разбудят по случаю. А, про-снувшись, увидит дело рук своих: собственный нож в приятельском горле, кровь на руках, а на пузе у покойника шприц использованный да ампулы с морфием. Морфий, очень кстати, отыскался в кармане убиенного. Не знамо уж, по какой нужде таскал. Сам не кололся — факт. Что ещё? Для настырных следователей повсюду кровавые пальчики. Урка, само собой, запаникует, но наличие наркоты притупит все страхи. Он обязательно примет дозу, и под кайфом, прихватив морфий, отправится в бега. Нож забудет, кровь не смоет. Его быстро возьмут, преступление, то бишь, убийство раскроют по горячим следам. Танцуют все!

Полежаев кивнул. Не самый плохой вариант и, что характерно, достоверный. Они с на-парником аккуратненько пробирались по бездорожью, стараясь не оставлять следов.

— А 'Агран'?

Фёдор похлопал себя по животу.

— Он им без надобности.

Паша опять согласно кивнул.

— Слышь, за делами не сказал: китаец тут в кустах свой пуховик оставил.

Приятель искоса посмотрел на Павла.

— Даже не думай, всё ценное он прихватил с собой.

Потом Фёдор замолчал, и всю дорогу, пока добирались до машины, оставленной у за-бора на конечной остановке, он больше не проронил ни слова, о чём-то напряжённо раз-мышляя. Паша с вопросами традиционно не приставал — не впервой. Нельзя мешать напар-нику думать. Сейчас его мозг усиленно работает. Вообще-то он всегда работает, даже во сне. Добытые путём дознания разнокалиберные и кажущиеся малозначительными, если рассматривать каждый в отдельности, факты и фактики — кванты информации, постоянно и всесторонне изучаются и сортируются. В непрерывном процессе обмозговывания рождается версия, и наступает пора принятия решения. В таком разе, если хочешь хорошо — а то и вообще — жить, лучше не путаться в ногах.

Молчание не угнетало. Полное взаимопонимание, являясь необходимой и органичной составляющей их совместной деятельности, поднимало коллег на иной уровень общения. После знакомства с Суховым и до определённого момента Павел полагал, что у того в башке компьютер, способный в считанные секунды прокрутить немыслимое число комбинаций. Однако по мере узнавания, ввёл существенную поправку: в компьютер магическим спосо-бом встроен философский камень, превращающий дробинки информационного свинца в золотые слитки, или вообще сам чёрт не знает во что. Чёрт-то, может, и не знает, а вот Фёдор знает.

Двое французов: Луи Повель и Жак Бержье в своей работе — 'Утро магов' высказали соображение, что де'…последние открытия в области психологии достаточно убедительно свидетельствуют о том, что существует высшее состояние сознания, отличное от сна и бодр-ствования — состояние, в котором интеллектуальные способности человека многократно возрастают'. Это определение, по мнению Павла, точь-в-точь подходит к напарнику.

И, что занятно, решение, как правило, предъявлялось настолько простое и доступное, что оставалось только руками развести и воскликнуть: 'А я-то думал!'. Короче, хоть Паша, бывало, чуток подначивал друга, но втихаря маленько им восхищался, неоднократно убеж-даясь на опыте в его прозорливости.

Помимо раздумий по поводу необычайной одарённости товарища Сухова, в Пашином мозгу свербела совершенно бытовая мыслишка: не разули бы какие-нибудь сволочи, бро-шенную без присмотра 'Мазду'. Случается сплошь и рядом. А то, глядишь, вообще угонят! Вот это будет проблема, так проблема! Иногда самые хитромудрые построения развалива-ются из-за сущей нелепости. Интересно, как Сухов поступит в этом случае?

А Сухов тем временем сгорбился и, постукивая тросточкой, заковылял по тропе. Кус-тарник кончился.

Обеспокоено метнув глаз в сторону заветного закутка, Паша мысленно перекрестился — на месте! Стоит себе, зараза, прижалась глянцевой тушей к потемневшему от сырости за-бору, сливаясь покрытием с лоснящимся от влаги асфальтом, и лыбится хромированными деталями.

В машине напарник, вынырнув на секунду из омута раздумий, бросил: 'Домой…с за-ездом в 'Гастроном' — глад терзает', — и снова погрузился.

В город въехали при полном молчании. Тормознув у супермаркета, Павел оставил дру-га куковать в авто, а сам пошёл за покупками. Закупив съестное, он, хорошо подумав, направился вдоль рядов по второму кругу, закладывая в тележку припасы с расчётом на марш-бросок километров на полста туда, да столько же обратно. Когда он влез в машину, бросив пакеты на заднее сиденье, Фёдор покосился прищуренным глазом на запасы и пробурчал:

— Соображаешь.

Павел спокойно, можно сказать, вдумчиво вёл автомобиль по мокрым улицам незна-комого, по большей части, города. Да, по большей…, а по меньшей Павел разъезжал уже достаточно свободно, ещё немного, ещё недельку-другую, и можно запросто наниматься в таксисты. А так — хороший город, не вредный. И люди здесь хорошие, опять-таки по боль-шей части.

Соратники загнали 'Мазду' на платную стоянку рядом с временным пристанищем, рассортировали провизию, что-то прихватили с собой, а шоколад, галеты и консервы пере-ложили в багажник.

Дома Фёдор как бы расслабился, посветлел лицом.

— Пашка, жрать хочется, — голос вроде виноватый, но физиономия довольная, — потру-дись во благо, пока я ползаю в Сети. Тебе за это ничего не будет.

— Под 'ничего' подразумевается жратва?

— А то! — Ухмыльнулся приятель, открывая дверь в туалет.

Павел безропотно побрёл на кухню.

Вот бы удивились его бойцы, застав своего командира, специалиста по диверсионно- разведывательным операциям, за чисткой картошки. Впрочем, данный факт ни в коей мере не поколебал бы их уважение к капитану Полежаеву — разведчик, он и на кухне разведчик. По мнению самого Павла, приготовление пищи — одно из простейших и необременительных занятий, было бы из чего.

Он, как многие, в свободное время иногда пялился в 'ящик', предпочитая новости и аналитические программы. Ничего удивительного, за несколько лет жизни в условиях не-скончаемого боя, он почти забыл, что такое телевизор и смотрел с удовольствием. Особен-ное и странное впечатление производили постоянно идущие по всем каналам кулинарные передачи. Их Паша называл 'элементом телевсеядности'. Было в этих передачах, помимо скрытой рекламы кухонной атрибутики, что-то завораживающее, что-то от коммунистиче-ского 'завтра'. Представлялось, как россияне, обложившись шматами осетрины, кусками