— Надо прибрать все, чтобы никто не знал, что я жива.
Она собирает простыни и чужую одежду в пакет — потом выбросит. Достает чемодан. Оружие на месте, диски, ноутбук и документы — тоже. Она укладывает какую-то одежду, белье — небольшую часть, чтобы было не заметно.
— Давай, Данка, не раскисай!
Вот пакет с наличными. Удивительно, как никто сюда до сих пор не наведался? Или они настолько уверены в ее смерти, что решили: торопиться некуда? Но кто — «они»?
Дана слышит, как кто-то поднимается по лестнице. Вот осторожно открылась дверь. Дана уже в шкафу. Благо, догадалась достать зеленый шарик из своих запасов! Но толку… Она и сама здесь!
«Я задержу дыхание. А здесь много вещей, газ распадется, пока доберется до меня».
— Ищи, давай.
— Похоже, здесь кто-то уже был.
Дана слышала эти голоса и раньше. Когда-то давно, в той жизни, у нее не было раны в груди. Но боль была. Теперь стала сильнее, но Дана умеет терпеть. Заползти подальше и перетерпеть. Кошка угрожающе шипит. Золотистые зрачки следят за пришедшими, не обещая им ничего хорошего.
— Да зажги ты свет!
— Нельзя. Могут увидеть. Ищи, не стой.
— Может, она все забрала?
— Кто — она? Я сам видел протокол вскрытия час назад.
— Не сейчас, а раньше.
— Ничего она не забирала. При ней была только маленькая сумочка, а папка большая.
— Ну, диск она могла взять с собой.
— Диск уже у шефа. Он у нее в сумочке был, точно. Теперь нужна папка. Ищи.
— А выстрел оказался что надо!
— Шеф это умеет. Кадровый военный, мать его!
Дана достает оранжевую коробочку из-под «киндера». Прозрачный зеленый шарик выкатился на ее ладонь. Она приоткрывает дверцу шкафа и бросает шарик на пол. Там мокро, она наследила. Парни не заметили, потому что темно. Дана утыкается лицом в висящую на плечиках куртку. В комнате слышны звуки падения.
Дана прислушивается. Тихо, только где-то далеко шумят машины и бьется за окном ветер. Она осторожно открывает дверцу и выходит. На полу темнеют два тела. Дана опускает жалюзи, задергивает шторы и запирает входную дверь, потом зажигает свет и садится на пол.
— Это не шутки, ребята. Лучше бы вам не лезть ко мне. А теперь вот лежите — трупы трупами, дальше некуда. И вряд ли Михалыч что-то поймет о причинах вашей смерти.
Дана берет чемодан, пакет с вещами из морга и выходит.
— Пусть думают, что это взломщики. И умерли, бедняги, не выдержав угрызений совести.
Она оставляет плащ и ботинки у мусорного бака, простыни бросает за несколько кварталов от дома в переполненный контейнер. Утром мусоровоз заберет его, и все. Дана идет на стоянку такси. Ей нужно где- то приземлиться и полежать.
— Куда?
Молодой шофер удивленно разглядывает Дану.
— Я…
— Что с тобой?
— В гостиницу… где-нибудь на окраине.
— Придумала тоже. Там мест нет. Что с тобой?
— Похоже, меня подстрелили.
— Садись в машину.
— Но куда…
— Садись, я знаю, куда отвезти. Не боись.
Дане почти все равно. Она валится на заднее сиденье. Парень помогает ей устроиться, потом заводит мотор.
— Куда вы меня везете? Нельзя в больницу!
— Я не идиот. Послушай, не беспокойся. Я ничего тебе не сделаю.
— Но почему…
— Ну, а куда бы ты сейчас делась? Не оставлять же тебя на улице! Потерпи, скоро приедем, там тебе помогут.
— Но у меня…
— Нет денег? Это обычная история. Ничего. У кого теперь есть деньги?
— Может…
— У них-то точно есть, да не про нашу честь. Молчи.
Машина едет в ночь, Дана чувствует толчки боли.
«Эта боль доконает меня».
Машина останавливается, но Дана уже не может выйти из нее. Парень, чертыхаясь, поднимает ее на руки — вернее, пытается, но пальцы Даны мертвой хваткой вцепились в ручку чемоданчика.
— Эй, послушай, мы приехали. Очнись, надо немного пройти.
— Я попробую.
Дана понимает, что с ее стороны это самонадеянно. Но деваться, похоже, все равно некуда. Она делает шаг, потом еще. И еще. Теплая кровь согревает ее, струится по животу, стекает по ногам.
— Родька, это еще что такое?!
Женский голос, испуганный и властный одновременно.
«Это сверхурочная работа».
Дана хочет засмеяться, но что-то лопается у нее в груди, и она проваливается в темноту. Ее душит смех, ей так смешно, как давно уже не было. Но она не может засмеяться. Потому что нечем дышать. Совсем.
— Ты напугала нас до икоты.
Дана смотрит в потолок, но голос звучит близко, и она пытается сфокусировать взгляд на говорящем. Ей это удается.
— Как ты себя чувствуешь?
Она лежит на кровати. Комната небольшая и опрятная, мебели в ней почти нет, а та, что есть, застелена белыми простынями. На стуле рядом с кроватью сидит смуглый парень, кудрявый и худой. Дана где-то видела его. Но где?
— Ты можешь говорить? Так я и думал. Ладно, молчи себе. Такой дыромахи я отродясь не видел! И самое смешное, что пуля не задела ни одного жизненно важного органа. Сима говорит, такое бывает один раз на тысячу случаев. Или на сто тысяч. Мы, когда сняли с тебя шмотки, прямо обалдели. Даже Сима, а уж ее ничем не проймешь.
Дане хочется пить. Парень понимает это, но смачивает водой только ее губы.
— Пить хочешь? Сима запретила. Ничего, она скоро явится с работы и разберется с тобой. Кто это тебя так? Меня зовут Родион, можно Родька. А Сима — моя единокровная и единоутробная сестра. Хирургом в больнице подвизается. Вот и тебя залатала по высшему разряду. Поспи чуток.
Но Дана засыпает и без особого приглашения. Где-то на донышке сознания гнездится беспокойство о чемодане, документах, о делах, но сил нет, и она засыпает. Ей нужны силы. И очень хочется пить.
— Ну, как она? Приходила в себя?
— Да. Днем проснулась, пить хотела, я смочил ей губы. Говорить не могла.
— Неудивительно. Дело могло закончиться плачевно. Еще немного — и сам Господь Бог не помог бы. И угораздило же тебя!
— Ну не бросать же ее на улице!
— Само собой. Кто она? Может, преступница или еще кто…
— Она, по-твоему, похожа на преступницу?
