— Поешь, Белый Пес, — сказала женщина.
Белый Пес был стар и болен, но аппетит у него был прекрасный. Не заставляя себя упрашивать, он уткнулся мордой в миску. Женщина сидела на крыльце и наблюдала, как он ест. Когда миска опустела, пес посмотрел на женщину. Один глаз был затянут бельмом. Женщина потрепала его по загривку, и пес радостно заколотил хвостом о деревянные ступеньки.
— Хорошая собака, — сказала женщина.
Она встала и пересекла двор. Белый Пес следовал за ней. Нарциссы побелели от мучнистой росы, ирисы начали вянуть. Клумбы заросли сорняками. Женщина несколько месяцев не косила траву. Обычно этим занимался ее муж. Но в декабре его арестовали, и с тех пор она его не видела. Поначалу его отправили на поезде в Монтану, в форт Миссуола, затем перевели в Техас, в форт Сэм-Хьюстон. Каждые несколько дней ему разрешали написать письмо жене. Как правило, в письмах он рассказывал о погоде. Погода в форте Сэм-Хьюстон была отличная. На каждом конверте стоял штамп «Проверено военной цензурой» или «Разрешено к пересылке».
Женщина опустилась на камень под персиковым деревом. Собака устроилась у ее ног.
— Белый Нес, посмотри на меня, — сказала она.
Белый Пес послушно поднял голову. Женщина была его хозяйка, и он выполнял все ее приказы. Она надела белые шелковые перчатки и достала моток бечевки.
— Продолжай на меня смотреть, — сказала она и привязала собаку к дереву. — Ты был хорошим псом. Хорошим белым псом.
Где-то далеко зазвонил телефон. Белый Пес залаял.
— Тише, — сказала женщина, и он сразу замолчал.
— Ложись! — приказала она.
Собака послушно растянулась на земле, глядя на хозяйку единственным здоровым глазом.
— Прикинься мертвым, — велела она.
Белый Пес повернулся на спину, закрыл глаза и безжизненно раскинул лапы. Женщина взяла лопату, прислоненную к стволу дерева. Подняла ее обеими руками и ударила собаку по голове. Тело Белого Пса несколько раз дернулось, он судорожно перебирал задними лапами, словно пытаясь убежать. И через несколько мгновений затих. Струйка крови вытекла из пасти. Женщина отвязала собаку от дерева и выдохнула. Про себя она отметила, что поступила правильно, выбрав лопату. Молоток был бы намного хуже.
Она вырыла яму под деревом. Сверху земля была твердая, чуть глубже — мягкая и черная. Копать было легко. Она орудовала лопатой до тех пор, пока не выкопала глубокую яму. Опустила в нее труп собаки. Он был совсем легкий. Ударился о дно ямы с глухим звуком. Женщина сняла перчатки и посмотрела на них. Они больше не были белыми. Бросила перчатки в могилу и снова взялась за лопату. Надо было закопать яму. Солнце палило вовсю, но под деревьями еще оставалась тень. Женщина старалась не выходить из-под дерева. Ей был сорок один год, и она очень устала. Платье на спине потемнело от пота. Она отбросила волосы со лба и прислонилась к стволу. Все вокруг оставалось таким, как прежде, только вскопанная земля была темнее, чем раньше. Темная и влажная. Женщина сорвала листок с ветки и вернулась в дом.
Когда дети пришли домой из школы, мать напомнила, что завтра утром они уезжают. Отправляются в долгое путешествие. И могут взять с собой ровно столько вещей, сколько осилят нести.
— Я все это знаю, — ответила дочь.
На ней было белое хлопковое платье с маленькими синими якорями, волосы заплетены в две тугие черные косички. Она швырнула книгу на диван и сказала, что сегодня учитель, мистер Разерфорд, один урок рассказывал о простых числах, а другой — о хвойных деревьях.
— Ты хотя бы знаешь, какие деревья называются хвойными? — спросила девочка.
Матери пришлось признаться, что нет.
— Расскажи мне, — попросила она, но девочка покачала головой.
— Как-нибудь потом, — пообещала она.
Ей было десять лет, и она прекрасно знала, что ей в этой жизни нравится. Мальчики, лакричные леденцы и Дороти Ламур. Ее любимой песней была «Don't Fence Me In!». Еще она обожала своего попугая ара. Девочка подошла к полке и взяла книгу «Птицы Америки». Положила на голову и, выпрямив спину, стала подниматься по лестнице в свою комнату.
Очень скоро раздался глухой звук, и книга скатилась по ступенькам. Мальчик посмотрел на мать. Ему было семь, и черная фетровая шляпа все время съезжала с его головы на одну сторону.
— Ей надо держаться прямее, — сказал он.
Подошел к лестнице и посмотрел на книгу. Она раскрылась на странице с маленькой коричневой птичкой. Болотный крапивник.
— Тебе надо держаться прямее! — крикнул он.
— Дело не в этом, — донеслось сверху. — Дело в моей голове.
— А что с ней?
— Она слишком круглая. Поэтому книге не удержаться.
Мальчик повернулся к матери.
— А где Белый Пес? — спросил он.
Не дожидаясь ответа, выбежал на крыльцо и трижды хлопнул в ладоши.
— Белый Пес! — позвал он и хлопнул снова. — Иди сюда, Белый Пес!
Он позвал еще несколько раз, вернулся в дом и подошел к матери. Она резала яблоки на кухне. Длинные белые пальцы знали, как обращаться с ножом.
— Эта собака глохнет с каждым днем, — заметил мальчик.
Он сел за стол, включил радио и сразу выключил, включил и выключил. Женщина разложила яблоки на тарелке. Передавали финальную часть увертюры Чайковского «1812 год» в исполнении городского симфонического оркестра. Литавры гремели. Пушки грохотали. Женщина поставила тарелку перед сыном.
— Ешь, — сказала она.
Он взял ломтик яблока, как раз когда музыка смолкла и слушатели разразились овациями.
«Браво! Браво, браво!» — доносилось из динамика.
Мальчик повертел ручку, надеясь найти передачу о спорте, но нашел только новости и серенаду Сэмми Кэя. Тогда он выключил радио и взял с тарелки еще кусочек.
— Здесь очень жарко, — сказал он.
— Сними шляпу, — посоветовала мать, но мальчик не стал этого делать.
Шляпу подарил ему отец. Хотя она была велика, мальчик носил ее постоянно. Мать налила в стакан холодного ячменного отвара, и он выпил его залпом.
Девочка вошла в кухню и сразу направилась к стоявшей у плиты клетке с попугаем.
— Скажи мне что-нибудь, — попросила она, почти прижимаясь лицом к прутьям.
Попугай расправил крылья и несколько раз переступил на жердочке.
— Бааак, — изрек он.
— Я хочу услышать что-нибудь поинтереснее, — сказала девочка.
— Сними шляпу, — произнес попугай.
Девочка села за стол. Мать поставила перед ней стакан с холодным ячменным отваром и дала длинную серебряную ложку. Девочка облизала ее и стала рассматривать свое крошечное отражение в блестящей металлической поверхности, склоняя голову то в одну сторону, то в другую. Наконец она запустила ложку в сахарницу.
— Скажи, с моим лицом что-то не так? — спросила девочка.
— С чего ты взяла? — удивилась мать.
— Люди на улице таращатся на меня, как на страшилище.
— Подойди-ка сюда.
Девочка встала и подошла к матери.
— Дай я на тебя посмотрю.
— Ты сняла все зеркала, — заметила девочка.
