не разберетесь. Но что вы хотели бы посоветоваться с ней, прежде чем примете решение. Она может клюнуть.

— И что это даст?

— Она скажет вам, где будет. Может, где будет Карлос. Если не он, то его приближенные. Тогда сообщите мне. Я дам вам название гостиницы и номер комнаты. Фамилия, под которой я зарегистрировался, вымышленная, не обращайте на нее внимания.

— Почему вы не назовете свое настоящее имя?

— Потому что если вы его упомянете — сознательно или нет — вы труп.

— Я еще не выжил из ума.

— Нет. Но пережили тяжелый удар. Наверное, тяжелейший для человека. Вы вольны рисковать своей жизнью, я — не могу.

— Вы странный человек, мсье.

— Да. Если меня не окажется, когда вы позвоните, ответит женщина. Она будет знать, где я. Мы уговоримся о времени для сообщений.

— Женщина? — Генерал отпрянул. — Вы ничего не говорили о женщине или о ком бы то ни было другом.

— Никого другого нет. Без нее меня бы не было в живых. Карлос охотится на нас обоих, он пытался убить нас обоих.

— Она знает обо мне?

— Да. Она и сказала, что это невозможно. Что вы не можете быть связаны с Карлосом. Я думал иначе.

— Может, мы с ней познакомимся.

— Едва ли. Пока Карлоса не схватят — если его возможно схватить, — нас не должны видеть вместе с вами. С кем угодно, только не с вами. А потом — если будет потом, — возможно, вы сами не захотите, чтобы вас видели с нами. Со мной. Я ничего не скрываю.

— Я понимаю это и уважаю. В любом случае поблагодарите от меня эту женщину.

Борн кивнул.

— Вы уверены, что ваша частная линия не прослушивается?

— Совершенно. Ее постоянно проверяют, все телефоны военного советника проверяют.

— Когда будете знать, что звоню я, снимите трубку и дважды прокашляйтесь. Я пойму, что это вы. Если по какой-то причине вы не сможете говорить, попросите меня позвонить утром вашему секретарю. Я перезвоню через десять минут. Какой номер?

Генерал продиктовал номер и спросил:

— Ваш отель?

— «Террас». Улица Мэтр, Монмартр. Комната 420.

— Когда вы начнете?

— Как можно скорее. Сегодня в полдень.

— Будьте как волк на охоте. — Подавшись вперед, генерал словно отдавал распоряжения своему офицеру. — Разите мгновенно.

— Она была просто прелесть, я непременно должна как-то ее отблагодарить, — захлебывалась Мари в телефонную трубку. — И этот молодой человек, он так помог! Платье имело оглушительный успех! Я так признательна.

— По вашему описанию, мадам, — ответил вежливый голос оператора в «Классиках», — я могу заключить, что вы имеете в виду Жанин и Клода.

— Да, конечно. Жанин и Клод, теперь я вспомнила. Я отправлю каждому записочку с маленьким сувениром. А вы, случайно, не знаете их фамилии? Знаете, как-то невежливо написать на конвертах просто «Жанин» или «Клоду», Будто слугам, вам не кажется? Вы можете спросить у Жаклин.

— В этом нет необходимости, мадам. Я знаю их. И если мне будет позволено заметить, мадам столь же деликатна, сколь щедра. Жанин Дольбер и Клод Ореаль.

— Жанин Дольбер и Клод Ореаль, — повторила Мари, глядя на Джейсона. — Жанин замужем за тем очаровательным пианистом, да?

— Не думаю, что мадемуазель Дольбер замужем за кем бы то ни было.

— Конечно. Это совсем другая.

— Если позволите, мадам, я не расслышал ваше имя.

— Какая я глупая! — Мари отодвинула трубку и повысила голос. — Ты уже вернулся, дорогой, так быстро! Чудесно! Я говорила с этими милыми людьми из «Классиков»… Сейчас, дорогой. — Она поднесла трубку к губам. — Огромное вам спасибо. Вы были очень любезны. — Она повесила трубку. — Ну как?

— Если когда-нибудь решишь бросить экономику, — сказал Джейсон, листая телефонный справочник Парижа, — иди в коммерцию. Я поверил каждому твоему слову.

— Я их точно описала?

— Как в морге. С пианистом ты здорово придумала.

— Я вдруг подумала: если она замужем, телефон может быть на имя мужа.

— Нет, — перебил Борн. — Вот он. Дольбер Жанин, улица Лоссеран. — Джейсон записал адрес. — Ореаль — это через «О», наверное. Не через «А»?

— Наверное. — Мари зажгла сигарету. — Ты правда хочешь отправиться к ним домой?

Борн кивнул.

— Если я буду ловить их на Сент-Оноре, Карлос меня выследит.

— А как с остальными? Лавье, Бержерон, этот непойми-кто на телефоне.

— Завтра. А сегодня я начинаю гнать волну.

— Гнать что?

— Сегодня они заговорят. Забегают и заговорят то, чего говорить не следует. От Дольбер и Ореаля по всему магазину расползутся слухи. Двумя другими я займусь вечером: они позвонят Лавье и телефонисту. Сначала будет одна волна паники, потом вторая. Генеральский телефон начнет трезвонить сегодня днем. К завтрашнему утру паника охватит всех.

— Два вопроса. — Мари встала и подошла к нему. — Как ты выманишь двух служащих «Классиков» посреди рабочего дня? И с кем ты собираешься встречаться вечером?

— Никто не существует в вакууме, — ответил Борн, глядя на часы. — Особенно в кругах «haute couture».[80] Сейчас 11.15: к полудню я буду у Дольбер и велю консьержу позвонить ей на работу. Он скажет, что ей нужно немедленно приехать. Ее ждет неотложное и очень личное дело.

— Какое дело?

— Не знаю, но у кого их нет?

— С Ореалем проделаешь то же самое?

— Быть может, даже с большим успехом.

— Ты бессердечен, Джейсон.

— Я невероятно серьезен. — Палец Борна снова скользил вдоль колонки имен. — Вот он. Ореаль Клод Жизель. Без комментариев. Улица Расин. С ним я встречусь часа в три, а когда отпущу, он помчится на Сент-Оноре и поднимет переполох.

— А что с двумя другими? Кто они?

— Имена мне назовут Ореаль, или Дольбер, или оба. Они не будут этого знать, но с их помощью покатится вторая волна паники.

Джейсон стоял в тени подъезда на улице Лоссеран. Он был в двух шагах от дома Жанин Дольбер, где несколько минут назад смущенный и внезапно разбогатевший консьерж оказал услугу вежливому иностранцу, позвонив мадемуазель Дольбер на работу и сказав ей, что господин в лимузине с шофером уже