люди моих лет умирают за рабочим столом. — Вийер прикрыл глаза. — Все время это была она. Единственный дом, единственное место, которое ни у кого не вызывало подозрений.

— Вы уверены?

— Больше, чем осмеливаюсь себе признаться. Это она настаивала на браке. Я снова и снова напоминал о разнице в возрасте, но она и слышать ничего не желала. Важны годы, проведенные вместе, а не те, что разделяют дни рождения. Она предложила подписать контракт, в котором отказывалась от притязаний на поместья Вийеров, но я, конечно, отверг это предложение, потому что оно доказывало ее привязанность ко мне. Пословица совершенно верна: старый дурак — полный дурак. Однако все время возникали сомнения; их вызывали ее поездки, внезапные отлучки.

— Внезапные?

— У нее уйма интересов, требующих внимания. Франко-швейцарский музей в Гренобле, художественная галерея в Амстердаме, памятник героям Сопротивления в Булонь-сюр-Мер, дурацкая океанографическая конференция в Марселе. Ее мы обсуждали весьма бурно. Она была мне нужна в Париже: мне предстояло присутствовать на дипломатическом приеме, и я хотел, чтобы она меня сопровождала. Она не осталась. Словно ей приказывали быть в определенное время в определенном месте.

Гренобль — возле швейцарской границы, в часе от Цюриха. Амстердам. Булонь-сюр-Мер — на берегу Ла-Манша, в часе от Лондона. Марсель… Карлос.

— Когда была конференция в Марселе? — спросил Джейсон.

— Кажется, в августе прошлого года. Ближе к концу месяца.

— 26 августа в пять часов вечера в Марселе был убит посол Говард Леланд.

— Да, я знаю, — сказал Вийер. — Вы говорили об этом. Я сочувствую смерти этого человека, но не его убеждениям. — Старик осекся и взглянул на Борна. — Боже, — прошептал он. — Она была с ним. Карлос вызвал ее, и она поехала к нему. Она подчинилась.

— Я не заходил так далеко, — проговорил Джейсон. — Я клянусь вам, я думал, она — связная, «слепая» связная. Я не заходил так далеко.

Из горла старика внезапно вырвался вопль, полный ненависти и боли. Он закрыл лицо руками, запрокинул голову и зарыдал.

Борн не пошевелился, он ничего не мог поделать.

— Мне так жаль, — сказал он.

Генерал взял себя в руки.

— Мне тоже, — выговорил он наконец. — Простите меня.

— Вам не за что извиняться.

— Есть за что. Не будем больше об этом. Я сделаю то, что должно быть сделано.

— Что именно?

Старик выпрямился, сжав челюсти.

— Вы можете об этом спрашивать?

— Я вынужден.

— Совершить то, что она совершила, — все равно что убить моего ребенка, которого не она выносила. Она притворялась, что ей дорога его память. А на самом деле была и остается соучастницей убийства. И все это время совершала второе предательство — изменяя стране, которой я служу всю жизнь.

— Вы собираетесь ее убить?

— Я собираюсь ее убить. Она скажет мне правду и умрет.

— Она будет все отрицать.

— Сомневаюсь.

— Это безумие!

— Молодой человек, более полувека я борюсь с врагами Франции, даже если они французы. Правда будет сказана.

— Что, вы думаете, она станет делать? Выслушает вас и спокойно признает свою вину?

— Спокойно она ничего не сделает. Но признается.

— С какой стати?

— Потому что, когда я обвиню ее, она попытается убить меня. А это и будет доказательством, не так ли?

— Вы пойдете на такой риск?

— Я вынужден.

— А если она не станет пытаться?

— Это будет доказательством совсем другого, — сказал Вийер. — В таком крайне маловероятном случае я бы на вашем месте позаботился о флангах, мсье. — Он покачал головой. — Этого не случится. Мы оба это знаем, я даже лучше, чем вы.

— Послушайте меня, — настаивал Джейсон. — Вы сказали: «прежде я должен вспомнить о сыне». Так вспомните! Ищите убийцу, а не сообщницу. Она причинила вам огромную боль, но он еще большую. Схватите человека, который убил вашего сына! В конце концов в ваших руках будут оба. Не объясняйтесь с ней пока. Используйте то, что знаете, против Карлоса. Выходите на охоту вместе со мной. Никто еще не подбирался к нему так близко.

— Вы просите больше, чем я могу дать, — сказал старик.

— Нет, если вы думаете о сыне. Если о себе, то конечно. Но нет, если об улице Бак.

— Вы чрезвычайно жестоки, мсье.

— Я прав, и вы это знаете.

Высоко в ночном небе проплыли облака, на мгновение заслонив луну. Мрак был непроглядным, Джейсон поежился. Старый солдат заговорил, в его голосе звучала покорность.

— Да, вы правы. Чрезвычайно жестоки и чрезвычайно правы. Остановить нужно убийцу, а не потаскуху. Как мы будем действовать вместе? Как охотиться?

Борн с облегчением прикрыл глаза.

— Ничего не предпринимайте, Карлос наверняка ищет меня по всему Парижу. Я убил его людей, обнаружил «дупло», разоблачил связного. Я слишком близко к нему подобрался. Если только мы оба не ошибаемся, вам будут звонить все чаще и чаще. Я об этом позабочусь.

— Как?

— Перехвачу нескольких служащих «Классиков». Продавцов, эту Лавье, может, Бержерона и, конечно, телефонного оператора. Они будут говорить. И я буду. Ваш телефон будет занят беспрерывно.

— А я что? Мне что делать?

— Оставайтесь дома, скажитесь нездоровым. И когда зазвонит этот телефон, держитесь рядом. Слушайте, о чем говорят, пытайтесь разгадать шифровки, спрашивайте у слуг, что им сказали. Можете даже слушать по параллельному аппарату. Если услышите что-нибудь, отлично, но скорее всего не услышите. Звонящий будет знать, что вы рядом. Но вы нарушите связь. И в зависимости от того, какое место занимает ваша жена…

— Потаскуха, — перебил старый солдат.

— …занимает в иерархии Карлоса, может быть, нам даже удастся выманить его.

— И снова я спрашиваю: как?

— Нарушится цепочка сообщений. Надежнейшему связному будут мешать. Он потребует встречи с вашей женой.

— Едва ли он обозначит свое местопребывание.

— Ей — придется. — Борн остановился, ему пришла в голову другая возможность. — Если урон достаточно велик, кто-то, кого вы не знаете, позвонит или придет в ваш дом, и вскоре за тем вашей жене понадобится куда-то уехать. Когда это произойдет, настаивайте, чтобы она оставила телефон, по которому можно ей позвонить. Настаивайте на этом. Вы не пытаетесь уговорить ее остаться, но у вас непременно должна быть возможность с ней связаться. Говорите все что угодно — опирайтесь на отношения, которые она сама строила. Скажите, что это очень важный военный вопрос, который вы не можете обсуждать, пока