Зазвонил телефон на тумбочке. Мари взглянула на часы: было четверть девятого, и на мгновение ее пронзил страх. Джейсон сказал, что позвонит в девять. Он ушел, как стемнело, около семи, чтобы встретиться с продавщицей по имени Моник Бриелль. Расписание выдерживалось точно и могло быть нарушено только в чрезвычайных обстоятельствах. Неужели что-нибудь случилось?

— Это комната 420? — спросил глубокий мужской голос.

Мари перевела дух, это был Андре Вийер. Генерал звонил днем и сказал, что «Классики» охватила паника; его жену звали к телефону не менее шести раз за полтора часа. Но ему ни разу не удалось подслушать что-нибудь существенное; когда он снимал трубку, серьезный разговор сменялся пустой болтовней.

— Да, — сказала Мари. — Это комната 420.

— Простите, но нам не доводилось беседовать раньше.

— Я знаю, кто вы.

— Я тоже понимаю. Могу я позволить себе поблагодарить вас?

— Я понимаю. Пожалуйста.

— К делу. Я звоню из кабинета, параллельного телефона, конечно, нет. Передайте нашему общему другу, что волнение нарастает. Моя жена удалилась к себе, утверждая, что ее тошнит, но, видимо, она не настолько плохо себя чувствует, чтобы не подходить к телефону. Несколько раз, как и прежде, я поднимал трубку, убеждаясь, что они готовы к любому подслушиванию. Я довольно неприветливо извинялся, объясняя, что жду звонка. Откровенно говоря, я не уверен, что жена поверила, но не ей задавать мне вопросы. Я буду прям, мадемуазель. Между нами растет невысказанное противоречие, и оно взрывоопасно. Дай Бог мне сил.

— Я могу лишь просить вас не забывать о цели, — сказала Мари. — Не забывать о сыне.

— Да, — тихо сказал старик. — Мой сын. И потаскуха, которая притворяется, что чтит его память. Простите.

— Не за что. Я передам то, что вы мне сказали, нашему другу.

— Пожалуйста, — перебил Вийер. — Есть еще кое-что. Поэтому я вам и позвонил. Дважды, когда говорили с женой, голоса мне запомнились. Второй я узнал, на память тут же пришло лицо. Это телефонный оператор в «Классиках».

— Мы знаем, как его зовут. А первый?

— Это было странно. Голос не был мне знаком, никакое лицо не вспомнилось, но я понял, почему слышу именно его. Диковинный голос: полушепот, полуприказ, эхо себя самого. Этот голос меня поразил. Видите ли, он не разговаривал с моей женой, он отдавал приказ. Едва я снял трубку, он изменился, конечно, но остался некий налет. Этот налет, даже сам тон, хорошо знакомы каждому солдату, это средство что-либо подчеркнуть. Я понятно выражаюсь?

— Думаю, да, — мягко сказала Мари, понимая, что, если старик имеет в виду то, что она предполагала, ему должно быть невыносимо трудно.

— Не сомневаюсь, мадемуазель, — сказал генерал. — Это был гнусный убийца. — Вийер остановился, было слышно, как он тяжело дышит, следующие слова он произнес с трудом, этот сильный человек едва удерживался, чтобы не разрыдаться. — Он… отдавал… распоряжения… моей… жене. — Голос старого солдата сорвался. — Простите мне то, что простить нельзя. Я не имею права обременять вас.

— Вы имеете право. — Мари внезапно встревожилась. — То, что происходит, должно быть для вас невероятно тяжело, тем более тяжело, что вам не с кем поговорить.

— Я говорю с вами, мадемуазель. Не должен бы, но говорю.

— Мне бы хотелось и дальше с вами говорить. Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь из нас был с вами. Но это невозможно, и я знаю, что вы это понимаете. Пожалуйста, старайтесь держаться. Очень важно, чтобы не установили связи между вами и нашим другом. Это могло бы стоить вам жизни.

— Быть может, я ее уже лишился.

— Это нелепо, — резко сказала Мари. — Вы солдат. Немедленно прекратите!

— Словно учительница распекает нерадивого ученика. Вы совершенно правы.

— Я слышала, вы великий человек. Я этому верю.

На том конце линии молчали. Мари затаила дыхание. Когда Вийер снова заговорил, она перевела дух.

— Нашему общему другу очень повезло. Вы замечательная женщина.

— Вовсе нет. Просто я хочу, чтобы мой друг вернулся ко мне. В этом нет ничего замечательного.

— Может быть. Но я тоже хотел бы быть вашим другом. Вы напомнили очень старому человеку, кто он и что он. Или кем и чем он был и должен попытаться стать вновь. Второй раз благодарю вас.

— Пожалуйста… мой друг. — Мари повесила трубку, глубоко тронутая и столь же встревоженная. Она не была уверена, что Вийер выдержит следующие сутки, а если он не выдержит, убийца поймет, как глубоко проникли в его окружение. Он велит всем связным из «Классиков» бежать из Парижа и исчезнуть. Или устроит на Сент-Оноре кровавую бойню с тем же итогом.

Если случится одно или другое, не будет никаких ответов, не будет адреса в Нью-Йорке, послание останется неразгаданным, его отправитель — неузнанным. Человек, которого она любит, вернется в свой лабиринт. И покинет ее.