разнообразия.
Послушаем Милтона Фридмана. «Действуя политическими средствами, мы предполагаем, что в обществе присутствует известная степень подчинения. С другой стороны, великое преимущество рынка в том, что он предлагает нам широкое разнообразие»70. Путь к решению проблем, возникающих на рабочих местах, согласно этому воззрению, лежит в области сокращения регулирования и расширения многообразия, внедрения плюрализма. Только тогда работники получат возможность сменить условия работы на лучшие.
Многообразие, особенно разница в географическом положении, также затрудняет профсоюзам задачу обретения общественной поддержки в борьбе против нарушающих законы нанимателей. Такие гиганты, как «Дженерал моторс» или «Майкрософт», могут привлекать к себе какое-то внимание, но этого нельзя сказать о небольших предприятиях, расположенных в малоизвестных городах. Левитт в качестве антипрофсоюзного консультанта проехал по «самым отдаленным уголкам — от лазарета Св. Иосифа в Луисвилле, штат Кентукки до оконного завода Марвина в Уорроуде, штат Миннесота; от бумажной фабрики Фрейзера в Мадаваске, штат Мэн до колбасного комбината Волворта в Хэнкок-Хьютоне, штат Мичиган». Эти предприятия, затерявшиеся в забытых богом просторах Америки, вовсе не привлекают общенационального внимания, да и местные средства информации редко изучают деятельность предпринимателей, от которых, возможно, целиком зависит экономика региона. Изолированность таких мелких предприятий (чем меньше фирма, тем лучше) также на руку предпринимателям, которые выстраивают межличностные отношения руководителей и подчиненных таким образом, чтобы в них не могли вмешиваться профсоюзные организации. Так, Левитт часто наблюдал, как непосредственные руководители, находившиеся в тесном контакте с сотрудниками (порой даже состоявшие с ними в родственных отношениях), уговаривали их голосовать против профсоюза. В угледобывающей компании «Крават» ему довелось видеть, как бригадир подходил к рабочим и говорил им: «Послушайте, я понимаю, что вам нужен этот союз, но, пожалуйста, не голосуйте за него. Если профсоюз победит, мне конец. Мы с вами как братья, а при профсоюзе у меня не будет будущего»71. Согласно отчету Национального управления трудовых отношений, когда в одной из больниц Милуоки младший медицинский персонал пожелал объединиться в союз, начальство «придало вопросу личностный характер и всячески старалось промывать медсестрам мозги»72.
Как уже давно признают профсоюзные лидеры, историки и предприниматели, внутренние противоречия в организации, особенно расовые, могут оказаться Божьим благословением для владельца, которому пытается противостоять профсоюз. Даже еще до того, как возникает профсоюзная организация, владельцы компании распределяют между сотрудниками обязанности с учетом расового фактора, с тем чтобы работники были максимально разобщены. В серии очерков, посвященных расовым проблемам (эта серия получила Пулитцеровскую премию), «Нью-Йорк таймс» писала о ситуации на одной скотобойне в Северной Каролине, где «белые, чернокожие, индейцы и мексиканцы… все располагались отдельно друг от друга». Начальство состояло из представителей белого населения, индейцы работали уборщиками, а афроамериканцы и мексиканцы спорили о том, кому придется выполнять самую грязную работу непосредственно на бойне. В статье утверждалось: «Рабочие видели источник своих проблем не столько в руководстве, сколько друг в друге, и считались оттенками цвета кожи». Белые и индейцы развлекались дискуссиями о том, кто хуже — черные или мексиканцы. Кто-то из белых сказал: «Тако хуже, чем ниггеры», а стоявшие рядом индейцы смеялись. В 1997 году Объединенный союз торговых работников и работников пищевой промышленности предпринял попытку навести порядок на скотобойне. Руководство уволило нескольких чернокожих работников и взяло на их место мексиканцев, справедливо полагая, что иммигранты, многие из которых не имеют документов, будут всерьез относиться к угрозам со стороны руководства. В день выборов рабочих, собравшихся голосовать, встретил отряд полицейских из управления округа в защитном снаряжении. Грузовик профсоюза украшала надпись «Любим ниггеров». Выборы профсоюз проиграл73.
Заключение
Действующие лица либерализма
Тогда-то и жди разгула убийств,
Кровопролитья, насилья. Дым
Окутает город. Это Арес,
Бешеный бог, святыни крушит
И смертных, как траву, косит.
Наша обеспокоенность по поводу страха в Соединенных Штатах во многом связана с определенными шизофреническими чертами американского либерализма. Политический страх и поддерживает, и разрушает американский либерализм, но мало кто из исследователей готов признать этот факт. Следуя традициям Монтескьё и Токвиля, американские либеральные интеллектуалы диагностируют политический страх и прописывают рецепты излечения от этой болезни. Политический страх, как они утверждают, вызван тем, что централизованное беззаконное государство втаптывает в прах гражданское общество. Предполагается, что Конституция обеспечивает нации надежное противоядие — разделение властей, федерализм и верховенство закона. Свободный рынок и плюралистическое гражданское общество хотя и не упомянуты в Конституции, также часто рассматриваются как механизмы борьбы против политического страха. Еще Мэдисон видел, как в недрах сложной общественной структуры зарождается комплексная свобода. Если политический страх все же возникает в Соединенных Штатах, говорят нам ведущие исследователи, он не является результатом или хотя бы непредвиденным побочным эффектом применения названных либеральных средств. Он порождается вне раздробленного государства или на каких-то забытых окраинах гражданского общества.
Такова теория. Действительность же, как мы видели, отнюдь не такова. «Страх по-американски» — это и воплощение либерализма, и отступление от него, что сознают немногие либералы, да и вообще немногие интеллектуалы, какого бы политического направления они ни придерживались. Американский либерализм — это не только приверженность к ограничению власти государства и плюралистическому обществу. Это философия, которая стоит на страже неприкосновенности и достоинства личности, а также равенства всех граждан. Допустим, идеи свободы и равенства пронизывают основы нашего политического устройства; но существуют куда более разрушительные и притом куда менее очевидные силы, чем соглашаются признать многие критики и сторонники либерализма1. Либеральные представления о свободе и равенстве швыряют граждан (подчас насильственно) на правовые бастионы. Либеральные принципы побудили мужчин, черных и белых, пойти на убийство сотен тысяч других мужчин (преимущественно белых) во имя искоренения рабства в стране. Либерализм призвал представителей всех рас принимать участие в маршах, а то и отдавать жизнь за равенство рас и полов. Он требовал от граждан разбирать по кирпичику высокие стены классового господства, неравенства и несвободы в нашей стране. Борьба за идеалы либерализма приняла в Соединенных Штатах титанический характер. Но столкновения происходили нечасто. Настолько нечасто, что на ум невольно приходит знаменитый ответ Ганди на вопрос о том, как он относится к западной цивилизации, — «Думаю, это было бы неплохим выбором».
Что же не позволило свободе и равенству стать реальностью в условиях Соединенных Штатов? Политика внедрения страха, а также система либеральных законов, политических организаций, идеологических установлений, элит, гражданских структур и частных ассоциаций; все названное способствует проведению этой политики. Политический страх, основанный на наших конституционных установлениях, является и союзником американского либерализма, и его врагом, поскольку подрывает стремление нации к свободе и равенству. Именно наша продиктованная либерализмом приверженность
