Страх на работе порождается существованием иерархии в компаниях с целью поддержания этой иерархии. Наниматели используют страх не потому, что являются садистами или жестокими людьми, а потому что убеждены: страх — это топливо, питающее американскую экономику. «Уолл-стрит джорнал» пишет: «Рабочее место не бывает и не должно быть свободно от страха. Напротив, страх может быть эффективным инструментом управления»⁴¹. Более того, страх — это инструмент, к которому работодатели прибегают сознательно. Как замечает Дэвид Гордон, в европейских социальных демократиях работодатели для мотивации трудящихся используют метод пряника: более высокая заработная плата, гарантии занятости, защита профсоюза. В нашей же стране работодатели выбирают кнут. Они сохраняют низкий уровень заработной платы и льгот, отказывают в гарантиях занятости, следят за каждым движением. А когда все это не срабатывает, наказывают. В самом деле, как показывает Гордон, урезание заработной платы и льгот идет рука об руку с усилением контроля над сотрудниками и наблюдения за ними⁴².

Американские работодатели часто утверждают, что государство должно их стимулировать. Они говорят: не устанавливайте для нас правил, не штрафуйте, дайте нам налоговые послабления, субсидии на недвижимость, другие льготы, поскольку положительные стимулы более эффективны, нежели негативные санкции. Однако в отношении служащих они придерживаются противоположного мнения: такие стимулы, как гарантия занятости, неэффективны, действенна только угроза. Складывается впечатление, что в глазах работодателей служащие представляют собой иной человеческий вид. В одном исследовании говорится: «Американские компании принципиально склонны не доверять работникам, будь то служащие или „синие воротнички“ — рабочие. Это распространенная точка зрения: дай им палец, они откусят всю руку, потому что не хотят работать»⁴³.

Страх на рабочих местах не обязательно носит негативный характер, он может не сводиться к вреду, который может быть причинен работнику, — угрозе, перед которой тот склоняется. Работодатель нагнетает страх также тем, что подрывает позитивные устремления работника к продвижению по службе. Как мы видели, именно сочетание угрозы позитивным перспективам и негативных санкций порождает страх; в первую очередь страх, обусловленный карьерными соображениями, который является мощным стимулом для действий. И работодатели это понимают. Эндрю Гроув, бывший глава корпорации «Интел», которому нравилось иметь в руке дубинку и стучать ею по столу во время общения с работниками, в 1996 году написал книгу «Выживают только параноики». В ней он представил евангелие американской компании: «Выдающийся гуру У Эдвардс Диминг выступал за распространение страха в корпорациях. Меня смущает простодушие данного вердикта. Важнейшая задача управленческого звена — создавать атмосферу, в которой люди беззаветно стремятся к рыночному успеху. Страх перед конкуренцией, страх банкротства, страх перед ошибкой, страх поражения — все это может быть мощными элементами мотивации. Как мы культивируем в наших работниках страх поражения? Нам удается это делать только потому, что мы сами его испытываем»⁴⁴. Несомненно, Гроув не стесняется того, что приветствует негативные аспекты страха⁴⁵. Но при этом он намекает, что действенность угрозы санкций зависит от устремлений потенциальных жертв к победе, к успеху, к доказательству своей правоты.

Для многих американцев, особенно принадлежащих к элите, в глазах высокооплачиваемых профессионалов, профсоюзы создаются для сильных, белых, иногда безжалостных людей. Рабочее движение, в их представлении, — это прибежище шахтеров и мафиози, черных и отбросов общества, толстых сигар и дрянного кофе. Их цель — деньги и льготы, а не права и справедливость. Критики рабочего движения признают, что на определенном историческом этапе профсоюзы, возможно, были необходимы, но в условиях глобальной, единой экономики они представляют собой пережитки прошлого. Такой взгляд ошибочен. В современном рабочем движении все больше участвуют женщины, иммигранты, представители испаноязычного и афроамериканского населения; среди его наиболее значительных движущих сил — врачи и медицинские сестры, программисты и другие работники компьютерных систем⁴⁶. Безусловно, деятели профсоюзного движения добиваются денежных средств и льгот, но, что важнее, они стремятся разрушить фундамент описанной выше трудовой автократии. Действия профсоюзов, заключаемые ими договоры направлены против предписаний, основывающихся на «чистой» дисциплине и возможности увольнений, т. е. вообще на всех пресловутых трудовых правилах. Они стремятся внедрить в компаниях нечто подобное либеральной демократии, где сотрудники пользовались бы всеми правами, которыми обладают сегодня все граждане. Требуя правительственного регулирования условий на рабочих местах, профсоюзы хотят, чтобы правительство ограничило произвол и личную власть работодателей, которая напоминает феодальные отношения между господами и рабами. Работодатели смотрят на профсоюзы и их сторонников в правительстве примерно под тем же углом. Они видят в профсоюзах третью силу, которая вмешивается в средневековое противостояние руководства и подчиненных. В своих воспоминаниях Марти Левитт, консультант по менеджменту, который сам себя характеризует как «профсоюзного душителя», рассказывает, как он гасил противостояние между профсоюзами, с одной стороны, и владельцами и руководством угледобывающей компании «Крават» — с другой. Последним пришлось столкнуться в 1983 году с мощной организационной кампанией, руководимой Объединенным профсоюзом горных рабочих.

В исторической ретроспективе вот чего добивалось американское рабочее движение: покончить с феодальным сродством нанимателя и наемного работника, появление «тещи» правительства — профсоюза, преследующего цель освободить работника от уз гнета, т. е. от частных во всех прочих аспектах взаимоотношений. Прибегая к забастовкам (в том числе сидячим), бойкотам, маршам, профсоюзы сделали Америку либеральной, взорвали средневековую модель «государства в государстве» и сделали страну открытой для заключения сделок и действия актов Конгресса, способствовали замене обветшавшей иерархии чем-то похожим на либеральное государственное устройство. Высшим достижением рабочего движения было принятие в 1935 году акта Вагнера, который наконец-то узаконил право рабочих на организацию профсоюзов и участие в их деятельности, устранил запугивание и возможность мести со стороны работодателей. Акт Вагнера разрушил не только феодальные отношения внутри компаний; он разрушил также пережитки феодализма за пределами производства, т. е. в государственном устройстве Америки вообще. С колониальных времен судьи не избирались и оставались неподотчетными, подобно их предшественникам в феодальной Англии. Эти судьи обладали исключительным правом надзора над исполнением американского трудового законодательства, которое в свою очередь восходило к британскому гражданскому праву. Судьи неизменно парализовали попытки Конгресса и государства взять на себя функции регулирования обстановки на рабочих местах, ссылаясь на то, что избираемые ветви власти не