демилитаризации космоса. „С тем, чтобы пресечь дальнейшие попытки Вашингтона вести пропагандистскую игру вокруг его готовности к переговорам с СССР по космосу, — говорилось в принятом решении, — считать целесообразным, дав надлежащий ответ на письмо Рейгана от 18 июля, вслед за этим опубликовать краткое заявление ТАСС, в котором раскрыть действительную позицию США, делающую невозможным начало переговоров' (из последовавшего заявления ТАСС: „…американская сторона своим ответом не оставила сомнений в том, что она занималась обманной игрой вокруг вопроса о предложенных Советским Союзом переговоров по предотвращению милитаризации космоса, вовсе не собираясь в действительности вступать в такие переговоры…').

На заседании было одобрено письмо Черненко Рейгану. В нем вновь подчеркивалось, что „прежде чем наши делегации встретятся за столом переговоров, нужно четко условиться о предмете этих переговоров'.

В начале сентября американская сторона заявила о готовности начать переговоры в Вене для обсуждения вопроса „о контроле над вооружениями в космическом пространстве'. Одновременно предлагалось обсудить вопрос „о сокращении ядерных вооружений при обеспечении сбалансированности и возможности проверки'. В первой части этой американской формулировки была заложена реальная возможность иметь все же оружие в космосе, вопрос сводился лишь к контролю над ним.

В своем выступлении 24 сентября на сессии Генеральной Ассамблеи ООН Рейган прямо связал перспективу начала переговоров о предотвращении милитаризации космоса с возобновлением переговоров по ОСВ, прерванных Советским Союзом.

Во время звуковой пробы (11 августа) перед началом записи регулярного радио-обращения к стране президент Рейган „шутя' объявил в микрофон: „Дорогие американцы, я рад сообщить вам, что только что подписал закон, навсегда объявляющий Россию вне закона. Бомбежка начнется через пять минут' (он не знал, что микрофон был включен). В правительстве СССР такая „шутка' вызвала большое возмущение. 16 августа было опубликовано заявление ТАСС, в котором, в частности, говорилось: „…не случайно сказанное президентом воспринято и в США, и в других странах с серьезной озабоченностью. В этом эпизоде вполне справедливо усматривают проявление тех самых умонастроений, которые уже были официально сформулированы в призывах к „крестовому походу', в доктринах ограниченной и затяжной ядерной войны, в военно-политических планах обретения господствующего положения США в мире. ТАСС уполномочен заявить, что в СССР с осуждением относятся к беспрецедентно враждебному в отношении СССР и опасному для дела мира выпаду президента США'.

На таком довольно мрачном фоне велась подготовка к очередной сессии Генеральной Ассамблеи ООН и к поездке Громыко в США.

Во второй половине августа госдепартамент сообщил, что, помимо встречи госсекретаря с Громыко президент Рейган приглашает Громыко встретиться и с ним. Таким образом, восстанавливалась существовавшая до Рейгана традиционная практика ежегодных бесед советского министра с президентом в Вашингтоне.

Президент основательно готовился к своей первой беседе с советским министром. Он советовался с Никсоном, Киссинджером и другими, кто встречался с советскими руководителями. По воспоминаниям Шульца, Рейган хотел выглядеть „конструктивно и даже примирительно'. Помимо прочего, это было полезно и для президентской предвыборной кампании.

22 сентября заместитель госсекретаря Бэрт сообщил мне, что ему поручено заранее сообщить советской стороне о содержании речи Рейгана 24 сентября на Генеральной Ассамблее. Американская сторона руководствуется при этом желанием „подать конструктивный сигнал', свидетельствующий о ее готовности действительно продвигать вперед отношения с СССР.

В ответ на это на другой день я передал Шульцу текст речи, с которой Громыко должен был выступить на сессии Генеральной Ассамблеи ООН.

27 сентября в Нью-Йорке состоялась встреча Громыко с Шульцем. В ходе беседы Громыко заявил госсекретарю, что в результате политики администрации США советско-американские отношения оказались серьезно расстроенными. По этой же причине между СССР и США не ведется переговоров ни по одной из проблем, имевших решающее значение для судеб мира, — ограничение и сокращение ядерных вооружений, а для начала полный отказ от испытаний ядерного оружия, предотвращение милитаризации космоса, запрещение химического оружия и т. п. Предъявил он ряд претензий и к политике США в различных регионах мира.

Шульц изложил американскую позицию по этим и другим вопросам. Оценки министров, конечно, сильно разошлись. Тем не менее, встреча проходила в достаточно спокойной и деловой обстановке. Правда, какого-либо практического продвижения по обсуждавшимся вопросам она опять не дала.

Надо сказать, что характерной особенностью публичных выступлений руководителей обеих стран во второй половине 1984 года (разгар предвыборной кампании в США) было то, что они заметно меняли тональность в противоположном направлении. Рейган стал более миролюбиво говорить о своей внешней политике и об отношениях с СССР, подчеркивая, что общая обстановка в мире меняется к лучшему. Советские руководители, наоборот, стали чаще публично критиковать политику администрации США, утверждая, что угроза военной опасности растет. Этим они отчасти подыгрывали кандидату демократической партии Мондейлу, который, однако, не сумел успешно использовать выгодную для себя проблему войны и мира.

Тем временем в Политбюро обсуждали непростой вопрос — как нам вести себя на заключительном решающем этапе избирательной кампании в США. Симпатии были на стороне Мондейла, но не потому, что его хорошо знали, а потому, что все были настроены против Рейгана.

Я получил запрос о том, какой линии нам лучше всего придерживаться в эти дни. Я рекомендовал продолжать нашу принципиальную критику Рейгана, но не усиливать ее умышленно. Здесь необходимо соблюдать чувство меры и осторожность, ибо история США свидетельствует: иностранное вмешательство в пользу одного из кандидатов обычно ни к чему хорошему не приводит. К тому же, добавил я, по оценкам посольства, Рейган должен победить, т. е. нам, судя по всему, придется иметь с ним дело еще четыре года.

В целом, Политбюро пришло к такому же мнению, хотя оно было и не прочь в осторожной форме дополнительно покритиковать Рейгана.

После четырехлетнего перерыва в советско-американских контактах на высоком политическом уровне впервые за время пребывания Рейгана у власти 28 сентября состоялась его встреча с Громыко. До этого американский президент фактически делал вид, что для него ни советско-американские отношения, ни личные контакты с советским руководством большого значения не имеют.

Конечно же, это было не так. Как и следовало ожидать, сам Рейган отошел от такого подхода, когда ему предстояло пройти через президентские выборы 1984 года. Президент и его ближайшее окружение, видимо, спохватились, что напряженность в отношениях с СССР и отсутствие прямых контактов с советским руководством вызывают тревогу у американского народа, а это может неблагоприятно сказаться на президентских выборах.

Надо сказать, что советское руководство специально обсуждало директивы — наказ для Громыко к его встрече с Рейганом.

В принятом решении Политбюро, в частности, говорилось:

„Центральной для советско-американских отношений была и остается проблема безопасности, прежде всего все то, что связано с наличием у обеих сторон ядерного оружия и со сложившимся военно-