Европе.

Как признался мне и Бжезинский, для США в этом вопросе важна была прежде всего политическая сторона, а не какие-то конкретные военные преимущества, хотя они также играли свою роль. Речь шла — во имя укрепления НАТО — о „ядерной привязке' США к их европейским союзникам по блоку для снятия у последних опасений, что в случае ядерной войны в Европе Вашингтон может и пожертвовать ими, чтобы не переносить такую войну на территорию самих США. Рейган просто блефовал со своим „нулевым вариантом', не думая о каких-то действительных планах по ограничению гонки вооружений. Мы же не смогли убедительно использовать этот блеф, так как в Москве в этот момент доминировали в основном чувства сильного возмущения „вызывающе' односторонним предложением Рейгана. Показательно, что впоследствии, когда мы стали проводить более продуманную линию, американской дипломатии пришлось отбиваться от их же собственного „нулевого варианта', выдвигая всякого рода „промежуточные решения'.

Заканчивающийся год внес, таким образом, еще один элемент напряжения и в без того натянутые отношения между Москвой и Вашингтоном.

Тем временем правительство Польши все больше теряло контроль над положением в стране. Поэтому 13 декабря президент Ярузельский ввел военное положение. Советское правительство поддержало это решение. Администрация же Рейгана выступила с осуждением действий Ярузельского и позиции СССР^{27}.

24-25 декабря по прямому проводу состоялся обмен довольно резкими посланиями между Рейганом (который отказывался признавать события в Польше ее „внутренним делом' и угрожал Москве санкциями, если она будет оказывать помощь „курсу репрессий' в Польше) и Брежневым(который призывал президента прекратить вмешиваться в польские дела).

29 декабря администрация Рейгана объявила о „санкциях' против СССР: приостановила рейсы Аэрофлота в США; закрыла советскую закупочную комиссию в Нью-Йорке; прекратила поставки нефтегазового оборудования; прекратила выдачу лицензий на продажу электронно-вычислительной техники; отсрочила переговоры по новому долгосрочному соглашению по зерну; отказалась возобновить соглашения по энергетике, по научно-техническому сотрудничеству, по космосу и полностью пересмотрела все другие соглашения по двустороннему обмену.

В 1982 году сохранялась значительная напряженность в советско-американских отношениях, что неизбежно сказывалось и на международной обстановке в целом.

Объявленный Рейганом в июне „крестовый поход против коммунизма' находил свое конкретное выражение в резком взвинчивании антисоветской пропаганды, проведении фактически непрекращающейся серии идеологических кампаний с применением неприкрытой дезинформации, ведении экономической войны против СССР. Главным при этом оставалось стремление добиться военного превосходства над СССР путем рекордных военных расходов.

События в ноябре 1982 года, связанные с кончиной Брежнева и избранием Андропова Генеральным секретарем ЦК КПСС, застали американское руководство несколько врасплох. Белый дом сделал ряд символических жестов в наш адрес (посещение Рейганом нашего посольства для подписания книги соболезнований по случаю кончины Брежнева, направление в этой связи Буша и Шульца в Москву).

Однако вскоре рядом своих акций американское руководство фактически подтвердило свое намерение придерживаться прежних позиций, хотя и постаралось спрятаться за пропагандистской фразой о том, что „первый сигнал' должен исходить из Москвы. Не было никаких свидетельств того, что сам Рейган или его ближайшие советники (Кларк, Мис, Бейкер и Дивер) хотя бы задумывались над перспективами откровенно антисоветского курса.

В Москве считали, что в отличие от большинства его предшественников, которые к середине своего президентского срока, как правило, переходили на более центристские, прагматические позиции, Рейган демонстрировал стойкий „иммунитет' к внешним и внутренним факторам, которые обычно требовали корректировки прежней политики президента. По существу за два года пребывания у власти он не вышел за пределы того воинствующего идеологического подхода к СССР, с каким он выступал всю жизнь, особенно в период предвыборной кампании 1980 года. Для него СССР оставался врагом номер один, против которого надо использовать все меры воздействия.

26 января 1982 года в Женеве состоялись переговоры двух министров. Они провели две встречи, в ходе которых обсуждался широкий круг вопросов, включая проблемы ограничения ядерных вооружений, положение на Ближнем Востоке, на юге Африки, в Азии и в некоторых других районах мира. В отношении ограничения ядерных вооружений в Европе стороны констатировали наличие принципиальных расхождений, поэтому условились, что делегации СССР и США в Женеве продолжат обсуждение этой проблемы. Встреча выявила также, что американская сторона не готова приступить к переговорам по проблеме ограничения стратегических вооружений. Резкую дискуссию вызвало положение в Польше — и США, и СССР взаимно настаивали на прекращении вмешательства другой стороны в польские дела.

В целом никакого позитивного сдвига в переговорах министров не произошло. Да, видимо, такую задачу США и не ставили. По окончании встречи Хейг публично заявил: „Я не считаю, что целью этих переговоров было улучшение американо-советских отношений или отношений между Востоком и Западом в целом; напротив, они были задуманы для того, чтобы американская сторона получила возможность четко высказать мнение по ряду волнующих вопросов, прежде всего, выразить озабоченность сложившейся ситуацией в Польше. Думаю, что в этом смысле наши переговоры более чем оправдали себя'.

Короче, встреча в Женеве внесла дополнительный элемент отчужденности в отношениях между руководством обеих стран.

В сенатском комитете по иностранным делам нежелание администрации возобновить советско- американские переговоры об ограничении стратегических вооружений было подвергнуто критике. Выступая на заседании, Хейг прямо использовал события в Польше, чтобы оправдать затяжку с началом переговоров.

Тем временем в начале февраля президент Рейган объявил о решении приступить к широкомасштабному производству бинарных газов нервно-паралитического действия, Москва опубликовала резко критическое заявление.

Президент Рейган устроил 19 февраля обед в честь дипломатического корпуса. Рейганы любили и умели устраивать приемы. Для большинства дипломатов это была редкая возможность встретиться с президентом.

Нэнси Рейган, которая сидела за обедом рядом со мной, пожаловалась, что секретная служба практически полностью ограничила свободу передвижения президента и ее самой.

Мы фактически узники в Белом доме, сказала она, особенно после покушения на президента. Охрана следит за каждым нашим шагом. Я не могу даже посетить музеи и магазины. Единственная у нас отдушина, это когда мы приезжаем на наше горное калифорнийское ранчо, там можно перемещаться, не натыкаясь на охрану. Вместе с тем, добавила она, со всем этим приходится мириться, так как в стране немало сумасшедших, которые готовы повторить покушение на президента. Угроз немало.

Г-жа Рейган посетовала, что ей ни разу не удалось побывать в СССР, в Москве и Ленинграде. Не знаю, при нынешних отношениях между нашими странами будет ли такая возможность до конца президентства моего мужа, отметила она. В принципе я хотела бы посетить Вашу страну, о которой я и мой