Эбби расхохоталась:

– Да я вас просто возненавижу!

– Вполне возможно. Я мог бы прибавить, что в вас есть и смелость, но это пока что сомнительно…

На это она взвилась:

– И тут вы ошибаетесь! Я уверена, что вы запустили в меня эту шпильку только потому, что я отказалась идти с вами в театр! Извольте же – я иду!

– Хорошая девочка! – похвалил ее Каверли. – Но я не стану вас неволить, если вашей репутации это и вправду может повредить…

– Нет! – сказала она решительно. – В мои-то годы – что мне повредит?

– Я так и думал, – заметил он. – А в таком случае, как скажется на вашей репутации, если вы поужинаете со мной в «Йорк-Хаус» перед спектаклем?

– Спасибо, но я предпочла бы поужинать дома, – отвечала Эбби. – Да и моя сестра была бы рада продолжению знакомства с вами.

Он шутливо поклонился ей, и поскольку к этому моменту они уже добрались до своей цели, а именно – монумента в честь некоего сэра Бэзила Гренвилла, убиенного во времена Кромвеля, – их разговор закончился.

Он и не возобновился. После того как двум представителям рода Каверли продемонстрировали развалины местной крепости, построенной еще саксами, младший выразил вежливый, хоть и искусственный интерес, а старший не смог выдавить из себя и этого, так что резонно было возвращаться с прогулки по домам. На обратном пути Стэси Каверли просто настоял на том, чтобы ехать в паре с Эбби.

– Умоляю вас, мэм, позвольте мне быть вашим гвардейцем! – вился он лисой. – Ах, я так долго искал счастливого случая поговорить с вами, чтобы вы получше узнали меня…

– Бога ради! – ледяным тоном отвечала Эбби. – Так что же вы собирались рассказать мне, сэр?

Стэси постарался изобразить на лице самую свою приятную улыбку.

– О, вы, должно быть, и сами знаете, что я вам хочу сказать… Но боюсь, что я обращаюсь к тем ушам, что слышать меня не желают…

– Если вы уже закончили репетиции и перешли к самому спектаклю, то ясно, что вы намерены обсуждать со мной вашу помолвку с Фанни, – продолжала Эбби голосом, в котором помимо мороза теперь ощущалась и снежная буря. – Должна вас огорчить – вы обращаетесь ко мне не по адресу, ее опекуном являюсь не я, а мой брат. Хотя перед тем, как делать семнадцатилетней девушке предложение, вам следовало бы сперва переговорить с опекуном. А то получается просто безобразие, и совсем не по- джентльменски.

Стэси, растерявшись, немного снизил накал своей улыбки.

– Ах, ну что вы, если бы я знал, что ее опекунша – не мисс Вендовер, я бы… Конечно, конечно…

– Пусть вы думали, что опекун – моя сестра, что вам мешало обратиться к ней? – полюбопытствовала Эбби.

Он закусил губу.

– Понимаете, у меня были причины полагать… Как бы это сказать… что она не проти… то есть, что она смотрит… что она посмотрела бы на мое предложение благосклонно… И, понимая, насколько я недостоин Фанни… Одним словом, мисс Вендовер, поверьте мне, вы должны учесть ту бурю чувств, которая разыгралась в моей душе и затмила трезвый рассудок!

– Никак не могу согласиться с вами в смысле затмения! – ехидно заметила Эбби.

Стэси бросил на нее масленый взгляд, который Эбби встретила с той невыразительной улыбкой, какой улыбаются палачи своей жертве перед свершением правосудия.

– С того самого мгновения, как я увидел ее, я потерял себя! – драматически воскликнул он. – Я много раз ошибался в любви – хочу быть перед вами честным, – но, когда я встретил Фанни, я понял, что вся моя предыдущая жизнь была сплошным туманом и ложью и что я не любил никогда… И как горько было мне осознать свое прошлое, как ужасно было вспомнить об ошибках!.. Но я решил стать чище, стать хоть немного достойным моего прекрасного ангела!

– Ну что ж, тогда у вас масса времени для этого! – подбодрила его Эбби. – Если вы обратитесь со своим предложением к моему брату через четыре года, когда Фанни достигнет совершеннолетия, то думаю, у вас появятся некоторые надежды на успех.

– Четыре года! – с мукой вскричал Стэси. – Мисс Абигайль, ни я ни она не вытерпим столько! Это ведь целая вечность для любящих сердец! И Фанни была уверена, что вы – ее самая любимая тетка! – будете нашим другом! И ваше слово поможет нам убедить мистера Вендовера!

– Мой дорогой сэр, если бы я вздумала соглашаться с таким неосторожным и неподходящим брачным предложением, мой брат Джеймс решил бы, что я свихнулась! И коли он упрятал бы меня в сумасшедший дом, его трудно было бы винить…

– Неосторожным?! – переспросил Стэси, ухватившись за это слово. – Вы сказали «неосторожным»? Так вот в чем препятствие? Поверьте, я чувствую это ничуть не хуже, чем вы! Да, мое наследство было растрачено еще до моего совершеннолетия, отец мой умер… Но мне все-таки удалось кое-что сберечь, и я уже не зеленый юнец и умею обращаться с деньгами…

– Думаю, некоторые ваши друзья с этим согласятся, – вежливо заметила Эбби. – Однако полагаю, что моему брату потребуются более весомые подтверждения ваших деловых качеств…

Стэси был несколько задет.

– Послушайте, мэм, когда я говорил о растраченном наследстве, я не имел в виду, что я разорен дотла! Просто мои земли не в самом лучшем состоянии, и потому, возможно, между мной и Фанни есть небольшая разница в обеспеченности… Но я не бедный человек, и я глава всей пашей фамилии, в конце концов! Каверли, между прочим, жили в Дэйнскорте бог знает с каких времен!

– Ну да, с самого Вильгельма Завоевателя, – с улыбкой уточнила Эбби. – По словам вашего дяди, род ваш берет свое начало от какого-нибудь головореза из войска Вильгельма…

– Мой дядя – большой шутник, – с натужной улыбкой молвил Стэси. – Думаю, даже сам мистер Джеймс Вендовер не найдет изъяна в моей родословной… А что же касается приданого Фанни, то мне все равно, какое оно, лишь бы оно не воздвигало меж нами барьеры!

– Ну тогда, боюсь, эти барьеры простоят еще восемь лет, – промурлыкала Эбби. – Потому что приданое доверено в управление моему брату до достижения Фанни возраста в двадцать пять лет…

– Двадцать пять лет?! – в ужасе взвыл Стэси, на мгновение забывая про необходимость держать на лице улыбку, однако тут же стараясь улыбнуться одной только верхней губой, тогда как нижняя непослушно дрожала. – Но… Я не знал об этом и несколько удивлен! В таких обстоятельствах обо мне уж во всяком случае не скажут, будто я женюсь из-за приданого!

Это показалось Эбби настолько глупым замечанием, что даже противно было отвечать. Она чуть придержала лошадь, и остальная часть компании быстро их догнала, и Стэси, естественно, прекратил свои излияния.

Но какое бы разочарование он ни переживал, это не отразилось ни на выражении его лица, ни на его манерах. Он, казалось, был в духе, живой и остроумный, заставляя Лавинию то и дело хихикать. Так что Фанни, подъехав к Эбби, восторженно спросила у тетки, оценила ли та обаяние ее Стэси.

– Что касается его манер, то они вполне сносны, – отвечала Эбби. – Но почему ты решила, будто у него имеется обаяние?

– Как? Все так говорят! – вскричала Фанни.

– Ах вот оно что!

– В тебе говорят предрассудки, Эбби, – укоризненно сказала Фанни. – Какой ты в нем нашла недостаток? А… Знаю, ты считаешь, что он охотится за богатым приданым? Но это ложь, и с твоей стороны несправедливо так говорить, Эбби! Прости меня, но мне очень неприятно, когда ты обвиняешь его попусту! Он вовсе не знал о моем приданом, когда мы познакомились, а когда он потом узнал от какой-то сплетницы, то жутко расстроился, стал говорить, что его надежды тщетны и что, если бы он знал об этом раньше, он даже не подошел бы ко мне… И он бы, наверно, ушел в слезах, если бы я только не объяснила ему, что остается четыре года до моего совершеннолетия, когда я смогу получить что-нибудь побольше