судами, такими же безлюдными на первый взгляд.
Простучав все двери, мы наши одного чифа, раскинувшегося на диванчике в своей каюте.
– Ваш парень Шура здесь уже был, – сообщил он. – Не беспокойтесь, никто из команды ничего не скажет. Все будут говорить: ничего не видели. Кому нужны проблемы на свою задницу!
– Это, конечно, хорошо, – согласились мы, – но нам этого мало. Нужен человек, кто бы подтвердил, что в ту ночь на судно грузили мешки.
– Тогда вам нужен Коля, матрос. В ту ночь была его вахта. Завтра он должен быть здесь.
– Надо подвалить к этому Коле с Пашей-макаровцем, – вслух рассуждал Олег, пока мы выбирались из тесного лабиринта теплохода. – Паша будет для него кнутом, а мы пряником.
– Думаешь, согласится?
– А куда он денется!
Так переговариваясь, мы сходили по трапу… и лицом к лицу столкнулись со следователем.
– Вы уже здесь? – спросил тот без удивления. – Что, нашли свидетеля?
– Пока нет, но надеемся найти, – с той же прямотой ответил Олег.
Мы не уходили. Окладов тоже как будто не торопился. Сейчас он мне не казался таким строгим, как в первый раз. Скорее, утомленным.
– Красивая у вас версия, – закуривая, произнес он; и прибавил небрежно: – Хотя мне ясно, что товар из Кореи.
Мы не стали разыгрывать спектакля и просто промолчали.
– Для меня вы не преступники, – продолжал откровенничать следователь. – Все же понимают, что налоги несуразные, поэтому декларировать весь товар станет только сумасшедший. И нам хорошо известно, что товар укрывается на каждом судне.
– А укрыватели делают соответствующие отчисления в пользу проверяющих, – подковырнул я.
– Это было всегда и везде, – невозмутимо молвил собеседник. – Но руководству нашему время от времени требуется доказать, что мы не зря свой хлеб едим. И ваша беда, что вы попали именно на такой момент. Но вам повезло, что операция была не подготовлена заранее и вообще бездарно проведена. Руководству нужно показное дело, а для показательного суда вы не совсем подходите, – он вздохнул, словно с сожалением. – Аркадий Петрович уже склоняется к тому, чтобы прекратить следствие. Но дело получило огласку, затронута честь мундира, как он говорит, и чтобы не было лишних толков, нежен свидетель из команды.
– Будет свидетель, – заверил Олег.
Теперь я понимал, что когда по телевизору показывают, как работники таможни, будь то владивостокская или питерская, обнаружили контрабандный груз, это совсем не означает, как следует из передачи, что контрабандистам поставлен заслон. Просто выбрали кого-то для показного дела, или кого-то «застучали» конкуренты, или кто-то не пожелал делиться. Основная же масса товара проходит мимо глаз и рук таможни, оставив в пальцах этих рук часть прибыли коммерсантов.
– Кроме пассажирской и рыбной таможни здесь есть еще какие-то? – поинтересовался я у Олега.
– Еще в Зарубино таможня, и в Красино, и в Находке.
– Это какая же орава! – поразился я. – Они же ни черта не производят.
– Зато приносят в казну огромные доходы. Хотя и сами, конечно, наживаются. Но государству они выгодны.
НАДО БЫТЬ ГРУСТНЫМИ
За выходные мы разыскали матроса Колю, чья вахта была в ту ночь, и методом одного лишь пряника, без кнута (то есть без привлечения Паши «макаровца»), убедили его дать показания в нашу пользу.
В понедельник в четыре часа дня мы выехали на двух автомобилях в направлении морского вокзала. Я вместе с Тимуром и Максимом ехал в машине Олега. По дороге нас душил дурной смех.
– Смотри, как колеса у грузовика болтаются! – обратил наше внимание Тимур.
– Восьмерка, – определил Олег.
– Две восьмерки, – уточнил Максим. – Восемьдесят восьмая статья!
Бурный хохот. Восемьдесят восьмая статья – это как раз статья об усилении ответственности за контрабанду, то сеть «наша».
– Не смейтесь, – говорил Олег. – Надо быть грустными.
– И говорить, что мы с судна «Несмеянов», – добавлял я.
И вновь следовал взрыв идиотского смеха.
Притормозив у светофора, увидели в руке у прохожего жестяную банку размером в ведро, с крупной яркой надписью «USА Champion».
– «Чемпионы»! – вскричал Олег. – В банках! Жидкие!
– Таможня не знает, как их считать, – подхватил я. – Не знают, сколько помещается в банку: тир или пять!
– Можно привозить в цистернах! – гоготал Олег. – И продавать в разлив!
Перед зданием таможни мы встретили матроса Колю.
– Все сказал, как договорились, – вполголоса сообщил он нам.
В таможенном зале нас уже дожидался Алексей Михайлович, «наш человек». В своей обычной простецкой манере он заявил, что вечерком он был в гостях у заместителя начальника таможни (того пожилого человека, что при опросе сидел рядом с Белотеловым) и что принципиально вопрос о взятке решен.
– Я же вам сразу говорил, что я их всех знаю. Я знал еще прежних начальников, когда нынешние сопли кулаком размазывали. Кстати, вас там ждут, – кивнул он в дальний край зала, где начинался коридор с кабинетами.
Вместе с ним Олег и два Шурика прошли в кабинет начальника таможни. Через пять минут они вышли в сопровождении двух таможенников и следователя и решительно направились к выходу из зала.
– В тюрьму, – ответил Безбережный на наш вопрос и так дико глянул, что я в первую секунду поверил.
– На склад. Товар забирать, – сдержанно улыбнулся Голощупов.
И вот опять перед нами отворяются тяжелые железные ворота, и мы въезжаем туда, куда уж и не помышляли возвратиться.
– Уже шестой час, давайте завтра, – уговаривал нас завскладом. – Сейчас вам и машину нелегко будет найти.
– Нет, сегодня, – стояли мы на своем. – До завтра многое может измениться.
Я боялся, что даже сегодня может что-либо измениться, и малейшие промедления, связанные с оформлением бумаг, изводили меня.
Пока Олег рассчитывался за хранение груза (как будто мы просили его тут хранить!), я успел пригнать здоровенный «КамАЗ» с кузовом-шаландой.
Погрузка заняла всего двадцать пять минут. Мешки и коробки, едва мы их касались, как по волшебству, сами подлетали и шлепались в кузов.
– Теперь я вижу, что полтора часа для вас срок реальный, – кивнул нам следователь.
Но только лишь когда весь товар очутился частью дома, частью в квартире-складе, мы позволили себе открыто выразить свою радость. Не радость – ликование!
– Чудо! Чудо! – кричали мы.
– Они! Родные! – поглаживал Тимур пыльные, растрепанные, выпачканные в мазуте, пропахшие складскими запахами тюки.
– Без всего, что было проделано, – заметил Олег, – не было бы и чуда.
– Это наше общее биополе пересилило вашу невезучую ауру, – пошутил я, обращаясь к Шурикам.
До глубокой ночи мы выпивали, шумели, теперь уже со смехом обсуждали недавние события. Олегова Ольга сидела рядом с мужем, с восхищением глядя ему в лицо. Малика плакала и смеялась попеременно.
– Я думала, Тимура посадят, – сквозь слезы улыбалась она всем.
– Меня-то чё? – смущаясь за жену, бубнил Тимур. – Вот Шуриков бы точно посадили. – И тотчас прибавил: – Если б не Олег.
– Почему я? – возражал Олег. – Все приложили к этому старание.
– А кто идею подал? Кто первый придумал, что товар загрузили здесь? Макс? Вадька?
Никто не помнил точно, как зародилась версия.
– За версию! Выпьем за версию!
– А за адвоката?! За адвоката не пили! Он нас сразу правильно наставил.
– За кагэбэшника тоже надо выпить. За Алексея Михайловича. Наш человек!
– За таможню будем пить? За Белотелова, начальника таможни? Кристальной души человек!
– За матроса Колю!
– За Шмакина!
– За биополе! За нашу ауру, которая пересилила невезучую ауру Шуриков.
Далеко за полночь мне стукнуло желание позвонить на радостях домой. Мы с Румяновым отправились к нему на квартиру. С трудом набрали телефонный номер. Но едва я собрался говорить, как Макс вырвал у меня трубку:
– Дай я скажу… А мы здесь кайфуем, балдеем! – заорал он что было мочи.
Я отобрал у него аппарат и готов уже был разъяснить Кате причину нашей буйной радости, но вместо этого сам завопил, завалившись на пол вместе трубкой и дрыгая в восторге ногами:
– А мы тут кайфуем! Балдеем!!!
ТЯНУТ
Олег передал взятку через вездесущего Алексея Михайловича – две тысячи долларов (и пятьсот – лично ему за хлопоты). Через него же нам дали понять, что этого мало, и пришлось выложить еще полторы тысячи. Но и это не удовлетворило по-детски крепкие аппетиты таможенного начальства.
– Тянут, суки! – ругался Олег.
