d'aiguilles».

«Сосны, моя девочка, покрыты иголками».

Моя девочка.

Моя. Девочка.

К черту сосны, к черту иголки, Анук – моя девочка. Только моя. Представить рядом с ней кого- нибудь еще, кого-нибудь, кто мог бы сказать ей «моя девочка» – невозможно. Но это «невозможно» относится и ко мне, мне никогда не добиться Анук, это только Фред всегда добивается Джинджер. А Анук не нужна ничья верность, а предательства она и вовсе счастливо не заметит.

– …Эй, красавчик…

Продавщица моющих средств никак не отстанет, должно быть, я действую на нее, как шест на стриптизерку, на ком же еще без ущерба для здоровья можно продемонстрировать свою бьющую через край сексуальность. Такую ни одним стиральным порошком, ни одним гелем для душа не смоешь.

– …Вы что-то погрустнели, красавчик. Подружка опаздывает?

– Она никогда не опаздывает.

Это сущая правда. Анук никогда не опаздывает, потому что никуда не торопится. Это я должен поторопиться. Два орнитолога, нахохлившись, сидят за соседним столом; два щелкающих клювом орнитолога, окольцованные простой продавщицей. И куда только смотрят руководители их семинара?

– Мы тебя ждем, – наконец не выдерживает один из них. Тот, что повыше и поплотнее. Или Олаф, или Харальд.

– Сейчас, – продавщица в зеленых бойскаутских шортах даже не смотрит в их сторону.

– Сколько можно!.. Мы тебя ждем, Линн!..

…Линн была бы оскорблена.

Одним фактом существования другой Линн, продавщицы моющих средств. Вместо Фриша и Дюрренматта – десятипроцентные скидки на все товары к Рождеству и участие в розыгрыше стиральной машины. Линн была бы оскорблена. Вместо испанца, алжирца и парня, приручившего бумажных гепардов Джой Адамсон, – два чахлых орнитолога.

Линн была бы оскорблена.

Афиш с Фредом Астером и Джинджер Роджерс временно нет в продаже.

Из новых поступлений:

COLDPLAY – PARACHUTES

STEELY DAN – EVERYTHING MUST GO

DE-PHAZZ – GODSDOG

JONI MITCHELL – BOTH SIDE NOW

BUDDY GUY – A MAN AND THE BLUES

Линн предпочла бы «Steely Dan», не факт, что ей так уж нравится Дональд Фейган, но она бы предпочла «Steely Dan». Если бы Линн и Дональд Фейган не разминулись во времени, как Анук и Диллинджер; если бы они не разминулись в пространстве, как Анук и я. Дональд Фейган вовсе не герой романа Линн, но он наверняка пришелся бы по вкусу Эрве или Энрике, если бы они не умерли. А Линн всегда будет следовать вкусам своих возлюбленных, даже мертвых. Только так их можно удержать – даже мертвых.

Неважно, что сама Линн без ума от Джонни Митчелл, такой же стареющей блондинки, как и она сама. У Джонни есть все то, что так близко Линн, – сигарета в пальцах, одинокие вечера в баре, «ответь мне, моя любовь» в сопровождении симфонического оркестра. Никаких особых экспериментов со звуком, любая песня Джонни – саундтрек к майской поездке Линн в Сан-Тропе, яхты и набережные – самые консервативные вещи на свете.

Та, другая, Линн плевать хотела на вкусы своих любовников, она заставляет их слушать совсем другую музыку, что-то очень облегченное, такое же облегченное, как и отношение «другой Линн» к последней модели вибратора. Музыкальные предпочтения «другой Линн» тоже фигурируют в новых поступлениях:

PATRICIA KAAS – PIANO BAR

KENNY G – INSTRUMENTAL COLLECTION

SHAKATAK – SMOOTH SOLOS

PINK – CAN'T TAKE ME HOME

MORCHEEBA – FRAGMENTS OF FREEDOM

Избавилась ли Линн от цветочных трупов? Для того чтобы собрать их, понадобится не один мешок для мусора. Скорее всего – избавилась, вновь обретенной свободой хочется воспользоваться немедленно. Я засовываю диск в музыкальный центр, пусть будет Джонни Митчелл – «Both Side Now», я немного скучаю по Линн, кто бы мог подумать. По Линн-чудачке, по Линн-избавительнице, по Линн – рубиновому сердечку; конечно, ее возлюбленные называли Линн совсем по-другому, но Линн – рубиновое сердечко – тоже неплохо.

Если бы я был Эрве или Энрике – я бы звал ее именно так.

Время звучания диска – 51 мин. 29 сек. Теперь я знаю о Линн почти все, для этого понадобилась пятьдесят одна минута и двадцать девять секунд. История жизни Линн – с мужчинами и с самой собой в отсутствие мужчин – разбита на главы, их совсем нетрудно подсчитать:

«Comes Love» – 4:28;

«Sometimes I'm Happy» – 3:58;

«Don't Worry About Me» – 3:48;

«I Wish I Were In Love Again» – 3:55;

«Don't Go To Strangers» – 4:09;

«At Last» – 4:26.

Остальные шесть композиций не в счет, кому интересно, как Линн чистит зубы, платит по счетам, ругается с торговцем овощами из-за пары артишоков, ругается с полицейским из-за штрафа за парковку в неположенном месте; шикает на мальчишку-сенегальца, сунувшего ей «фак» – так просто, от дури, от черной, с фиолетовым отливом кожи, от розовых пяток, от привычки натягивать презерватив на обрезок трубы – чтобы та лучше держалась в руке во время уличных драк.

Остальные шесть композиций не в счет, a «At Last» – это я, Кристобаль, начинающий писатель, одинокий молодой испанец в Париже. Я – все, что ей удалось урвать напоследок, я всегда останусь для нее Кристобалем, начинающим писателем. Я – Гай Кутарба или Ги Кутарба, как я сам привык о себе думать. По-французски.

«Comes Love» – самая длинная композиция в жизни Линн, самая печальная. Одинокий вечер в баре, два стакана виски сверх положенной нормы, спички (подарок от заведения, дома уже валяется пара десятков точно таких же подарков), надо бы подтянуть чулки и подкрасить губы, но отлучаться в дамскую комнату чревато – так можно пропустить случайно зашедшую в бар любовь. Конечно, о ее приходе возвестит привязанная к стойке секция духовых (саксофон солирует), но и подстраховаться не мешает. На всякий случай. Подстраховаться не мешает, уже целый месяц нет дождя, и автобусную остановку перенесли на двести метров вперед – а ведь известно, что дожди и автобусные остановки соединяют влюбленных чаще всего.

Бедная Линн.

Дождь начинается внезапно, прямо у нее за спиной, настоящий ливень; лишь на мгновение его прерывает повизгивание тормозов и шум открываемых дверей – автобус не доехал до остановки ровно двести метров.

Бедная Линн, бедное рубиновое сердечко.

Рубиновое сердечко колотится в груди, зачем она выпила столько виски, и эти следы от помады на стакане, такие же рубиновые, как сердечко…

Сердце колотится, колотится, колотится.

– …Вечно ты слушаешь всякое дерьмо, Гай..,

Анук.

Анук, моя девочка.