– Нет. Странно, что вы вообще упомянули афродизиаки. Хотя внезапно нахлынувшие воспоминания… внезапно вернувшуюся память… можно считать афродизиаком.

– Ваша жена тоже вспомнила о сигарах? И о мужских рубашках с запонками?

– Нет. Достаточно было того, что вспомнил я.

– Вы сказали ей об этом?

– Я сказал ей только, что эти духи ей идут.

– Вы сказали об этом самому Ги?

– Я был ему благодарен – вот и сказал.

– А он?

– Спросил, какие сигары предпочитала моя жена в молодости… Духи – и есть воспоминания, примерно к этому сводилась его мысль: ничего другого найти в них невозможно.

– Интересно, что сказала бы на это ваша жена? Двадцать три года назад, когда целовалась так, что дух захватывало… Сколько ей было тогда?

– Девятнадцать.

– Вряд ли она думала о каких-то там воспоминаниях. Она ведь и тогда пользовалась духами. Или нет?

– Конечно. Ей нравился запах магнолии, немного дешевый, но убедительный.

– Немного дешевый?

– Я считал его немного дешевым, немного наивным, немного акцентированным, но именно в этом заключался его шарм. А знаете, мсье Бланшар, ведь и в «Саламанке» легко угадывалась магнолия… другая, без налета дешевизны – но все же магнолия.

– Облагороженная временем?

– Облагороженная воспоминаниями. Так что, может быть, Ги не так уж неправ?

– Ги, Ги, Ги… Все так и норовят ухватиться за палец Ги, лизнуть его в задницу…

– Вы как будто недолюбливаете его, мсье Бланшар.

– Я просто пытаюсь быть объективным. О чем еще вы говорили?

– О ловушках.

– В контексте духов?

– В контексте застрявшего лифта. Но и в контексте духов – тоже. И в контексте воспоминаний. Ги употребил еще одно слово – «капкан».

– Букинистический в этом же контексте не упоминался?

– Не припомню. Возможно.

– А сам мсье Кутарба не расспрашивал вас о его бывших владельцах?

– Нет.

– Разговор вертелся только вокруг двух дурацких фильмов, одного дурацкого запаха и вашей жены?

– И вокруг ловушек.

– Капканов?

– Да. Мы ведь застряли в лифте, не забывайте. Запах – и есть ловушка, примерно к этому сводилась его мысль, и выбраться из запаха гораздо сложнее, чем из застрявшего лифта. Но даже если ты и выберешься – не факт, что окажешься на нужном этаже.

– Вздор. До нужного этажа всегда можно дойти пешком.

– Если есть лестница. И если эта лестница куда-нибудь ведет.

– Час от часу не легче… Это чудное умозаключение принадлежит вам? Или ему?

– Ему.

– Лестницы вызывают в нем такую же ярость, как и киношный Диллинджер?

– Особой ярости по отношению к лестницам я не заметил. Настороженность – да, но отнюдь не ярость.

– Почему? Он поделился с вами своей настороженностью?

– Нет. Я просто имел возможность наблюдать ее.

– Где? В лифте?

– Ну что вы! Чуть позже, несколько дней спустя, если быть точным. Когда мы вместе с Ги осматривали букинистический.

– Зачем вы его осматривали?

– Как же – зачем? Договор был на стадии подписания – самое время взглянуть в глаза такому ценному приобретению, как магазин.

– Опишите мне ее.

– Кого?

– Эту чертову книжную лавку.

– Вы же видели ее… как вы утверждаете.

– Опишите.

– Хорошо. Два этажа, собственно магазин занимает первый этаж. Есть еще второй, с жилыми комнатами. Их три, не считая небольшой кухни, двери выходят в одну из галерей. Галереи идут по периметру всего этажа, вдоль стеллажей – их тоже можно считать продолжением магазина. В центре – холл, и к нему ведет подобие галерей… Небольшие такие мостики с перилами.

– И все?

– Все.

– По-моему, вы кое-что забыли, мсье Перссон.

– Что именно?

– Внутренний дворик. В него можно попасть, если пройдешь через подсобку первого этажа.

– А-а, вы об этом… ну какой же это внутренний дворик, помилуйте/ Так, архитектурная нелепость. Недоразумение.

В него можно попасть, если пройдешь через подсобку первого этажа. Никакими другими путями до него не добраться. Разве что спуститься сверху, со стен. Но для этого надо быть как минимум альпинистом и иметь соответствующее снаряжение. Сколько окон выходят во дворик? Учитывая все четыре стены, его окружающие…

– Откуда же мне знать?

– Вы ведь агент, мсье Перссон. И наверняка хорошо изучили все особенности продаваемого объекта.

– Мне бы и в голову не пришло назвать внутренним двориком этот каменный мешок…

– Пять на семь метров – итого еще тридцать пять квадратов к заявленным двум сотням. Не слишком ли просторно для каменного мешка, а?

– Но…

– Пара клумб. Дерево. Платан. Поправьте меня, если я ошибся.

– Не платан. Пиния.

– Вот видите. Пиния. Хорошо, что вы разбираетесь в деревьях.

– Я не разбираюсь в деревьях, к тому же это давно засохло. А пинию признал в нем Ги.

– Какой разносторонне образованный молодой человек! Тут тебе и Диллинджер, и Жанна Моро с «Лифтом на эшафот», и пиния…

– Вспомнил!

– Что еще вы вспомнили?

– Лино Вентура. Это он играл главную мужскую роль. Главную женскую играла Жанна Моро, а главную мужскую – Лино Вентура. Моя жена как-то сказала мне… много лет назад… что в зрелые годы я буду похож: на Лино Вентуру.

– Не очень-то вы на него похожи, если честно.

– Я знаю. Я рано полысел, увы… Если уж я на кого-то и похож: – так на Мишеля Пикколи. Вы не находите, мсье Бланшар?

– Может быть. Я плохо помню Мишеля Пикколи.

– Конечно, вы человек совсем другого поколения. И у вас другие кумиры.