понадобилось?! Если это однокорытники Боброва — еще полбеды… А если — «глобусовцы»? Если Хилый Босс не просто заподозрил кого-то — а заподозрил именно ее? Сказал, что повысил ее в должности — расслабься, мол, девочка! — а сам приставил к ней слежку?!

Чтобы вовремя встретиться с Бобровым, Женя уже должна была поворачивать направо, на улицу Наметкина. На светофоре загорелся зеленый — однако она поддала газу и помчалась вперед: настолько быстро, насколько могла малютка «Ока». Сразу за перекрестком располагалась остановка автобуса, бестолково сновали одетые в зимнее люди… Крошка-«Белка» проскользнула в трех сантиметрах справа от автобуса, слева в двух сантиметрах остался «КамАЗ»… Женя закусила губу и вдавила в пол акселератор. «Девятка» — она видела в зеркала — не смогла прошмыгнуть следом за «Окой» в узкую дырку. Преследователи с визгом тормознули прямо на перекрестке. Потом принялись выруливать в левые ряды, где было свободней.

Ревя своим моторчиком, «Белка» полезла на новую горку. Женя по-прежнему держалась у самого тротуара. Слева, в двух-трех сантиметрах от нее, на уровне ее глаз, страшно крутились огромные колеса грузовиков. Захватывало дух.

Она не могла рассмотреть, где находится преследующая ее «девятка» — ни в зеркала заднего вида, ни впереди. И только вскарабкавшись на горку — и разогнавшись километров до сорока, — Женя заметила: черная машина едет на том же уровне, что и ее «Белка» — но в крайнем левом ряду. По ширине дороги их разделяло три машины.

С того места, где они находились, начинался длинный пологий спуск. Внизу, далеко на перекрестке, виднелись буквы «М» — метро «Профсоюзная» — и огни светофора. Светофор горел красным. Автомобили табунком столпились перед стоп-линией. В крайнем левом ряду машин, как всегда, торчало больше всего — стремительные легковые иномарки и новенькие «девятки» и «десятки». В крайнем правом ряду, у тротуара, сгрудилась пара-тройка огромных грузовиков. Узкое пространство отделяло их от бордюра и тротуарной ограды.

Женя что есть силы нажала на педаль газа — и покатилась с горы вниз, нацеливаясь в маленькую щель меж грузовиками и бортовым камнем. «Попаду? Врежусь?» — с гибельным восторгом думала она, а крошка «Белка» все разгонялась: семьдесят километров на спидометре, девяносто…

Преследователи на «девятке», кажется, заметили ее. И она боковым зрением увидела: черная машина набирала ход и смещалась в ее сторону, вправо.

Светофор на перекрестке загорелся зеленым. Грузовики через силу принялись трогаться. Женя стремглав летела в узкое пространство между тротуаром и бортом «КамАЗа».

«Девятка» (Женя заметила это в боковое зеркало, затем — в заднее) сместилась в ее ряд и шла сзади, метрах в десяти за «Окой». Женя принялась подтормаживать — как учили, плавно нажимая и тут же отпуская педаль тормоза. Скорость все равно была больше шестидесяти. Женя, наверное, уже не смогла бы затормозить. Или «Ока» попадет в малую щель между грузовиком и тротуарной оградой, или… Или она на всем ходу врежется в зад громадному «КамАЗу». Или в столб. Хотелось изо всех сил зажмуриться. Тридцать метров до грузовика… Пятнадцать… Ну!

Вот и он! Остался — слева! Женя вписалась в узкое пространство, ввинтилась в отверстие, пронеслась в дюйме от камазовского борта.

Сзади нее раздался бешеный скрип тормозов. Женя успела глянуть в зеркало заднего вида. «Девятка» не смогла пролететь вслед за ней в узкую щель. Черная машина изо всех сил тормознула. Ее занесло. «Девятка» едва успела остановиться в полуметре от грузовика.

«Получайте, сволочи!..»

Светофор мигал зеленым. Но Жене надо было проскочить перекресток. Затормозить она бы все равно уже не смогла. «Только б не занесло! — промелькнула мысль. — Только б под колесами не оказалось льда!..» Женя по-прежнему слегка подтормаживала, но скорость «Оки» все равно зашкаливала за пятьдесят. Желтый свет на светофоре!..

«Ока» выскочила на перекресток. Слева — в паре сантиметров — пронесся борт грузовика.

Она увидела, как на светофоре на дальнем углу перекрестка зажегся красный. Наперерез ей с противоположной стороны проспекта двинулись машины — и Женя, заложив крутой вираж, свернула направо. На минуту ей показалось, что колеса у малютки «Белки» отрываются от асфальта. Однако она удержала руль, сумела вписаться в поворот. По широченной дуге, с визгом шин, вырулила направо, на Нахимовский проспект.

«Девятка», зажатая грузовиками, осталась далеко позади, на перекрестке, на зажегшемся красном светофоре…

К универсаму на Новочеремушкинской Женя подъехала с противоположной стороны — и притом опоздала на двадцать минут. Однако когда она затормозила на узкой улице, Бобров откуда ни возьмись втиснулся на переднее пассажирское сиденье. Она резко тронулась с места. Посадка заняла не больше двадцати секунд. Машина, шедшая сзади, только раз успела желчно мигнуть фарами.

Пару минут ехали молча. Женя повернула с Новочеремушкинской направо, на улицу Наметкина.

— Куда мы едем? — спросила она.

— Ко мне домой, — отвечал Бобров. — Есть одно дело. Важное.

— Давай отложим, — сухо предложила она. — У меня был тяжелый день. — Адреналин в ее крови, выделившийся после опасной гонки с «девяткой», не располагал к вежливости. Она вдруг поймала себя на мысли, что ей хочется оторваться от руля и заехать Боброву кулаком в ухо.

— It's impossible [19], — сказал Михаил с ужасным акцентом. — Надо это сделать сегодня.

На пересечении с Профсоюзной улицей Женя повернула налево, к выезду из Москвы — в сторону, противоположную той, где она только что, пятнадцать минут назад, ехала. («Будь она проклята, эта Профсоюзная — дьявольская, гоночная улица!») «Ока» влилась в плотный поток машин: припозднившиеся клерки — боссы и трудяги — разъезжались из офисов по своим окраинным многоэтажкам (или подмосковным особнякам).

Пошел снег. Лепил в лобовое стекло, густо усыпал дорогу. Значит, опять за рулем ей ни на секунду не расслабиться. Не дай бог занесет по свежему снежку. Надо аккуратно тормозить и плавно брать с места.

— Кажется, за мной следят, — сказала Женя, когда они остановились на светофоре у метро «Калужская».

— В данную минуту? — спокойно уточнил Михаил.

— Нет. Точнее — не знаю, как в данную минуту… Но — следили. — И Женя рассказала Боброву про «девятку». И про то, как она от нее оторвалась.

— Ты крута-а… — протянул Бобров (то ли с восхищением, то ли — осуждая). — Но зачем опять так рисковать?

— Хочу — и рискую, — холодно ответила Женя. — Жизнь — моя.

Бобров без спроса открыл окно — в кабину ворвался холодный ветер и снежинки. Высунул руку и стал перестраивать правое, ближнее к нему, зеркальце заднего вида — чтобы видеть машины, следующие за ним.

— Не похоже, чтобы за тобой следили, — с сомнением произнес он.

— Я же говорю: я от них только что оторвалась.

— Не в этом дело. Тебя никто не ведет. Иначе мне бы доложили. Тебя наши подстраховывают.

— То есть следите за мной — вы! — с вызовом проговорила она. Прошедшая погоня, тяжелая дорога, снег, плюс последнее заявление Боброва сверх меры разозлили ее. — Значит, эта «девятка» была — ваша? Эфэсбэшная?

— Нет, мы так грубо не следим. У нас другие методы. Бобров оставался невозмутимым и говорил