— Стоит, стоит. Значит, тогда, на Гороховой, мне не показалось. Что же он?.. Я ж как отец ему…

Белкин рассматривал фотографию. Молодой, крепкий парень в строгом костюме открывал или закрывал двери «иномарки». Внутри «Паласа» он ни разу не попал в объектив. На улице, вероятно, его щелкнули аппаратом с сильным приближением, с противоположной стороны Невского. Номер машины просматривался не полностью.

«Иномарка» стояла несколько особняком и попала в срез кадра.

Белкин пересмотрел другие фотографии. На них машины не было вовсе. Фотограф оставил ее без внимания, как не участвующую в происходящих событиях.

Модель все же удалось рассмотреть. Черная «Мазда», не очень престижная «тачка», если, конечно, сравнивать со стоящими перед входом.

— Он сильно изменился?

— Нет, почти нет. Только волосы. Раньше он был русым.

Володя нагнулся к люку. Из нагрудного кармана белкинской рубахи на пол вывалился нож- расческа, найденный в квартире Рашидова. Вовчик проворчал что-то и убрал расческу в карман.

— Погоди, Володя…

— Что?

— Это, это нож?

— Нет. — Белкин извлек расческу и нажал на кнопочку.

— Можно посмотреть?

— Да, пожалуйста. Зоновский сувенир, один чудик подарил, ныне покойный. У меня много таких игрушек. На зоне иногда настоящие шедевры делаются. Это-то так, баловство.

— А тот, который покойник… Откуда у него эта расческа?

Белкин выпрямился:

— Петр Егорович, вам что, знаком этот сувенирчик?

Пенсионер положил сувенир на стол и, опять уставившись в люк, пробормотал:

— Это расческа Игорька…

Белкин не удержал крышку люка и после ее громкого падения произнес весьма содержательную фразу:

— Да-а-а?!

Утром следующего дня Белкин сидел в аппаратной вычислительного центра ГАИ, ожидая ответа на поставленную компьютеру задачу.

Программистка, приятная и общительная женщина, щелкала клавишами и постоянно шутила, разговаривая не то с опером, не то с компьютером. Белкин мрачно рассматривал висящий на стене напротив рекламный плакат «Херши». Приемник выдавал красивую мелодию.

— Володя, тебе нравится Стинг?

— Кто?

— Который поет.

— А… Не знаю, я не увлекаюсь.

Женщина замурлыкала вместе со Стингом:

— «Мазда», «Мазда», цвет черный… Люблю я ваши головоломки, ребятишки. Иногда такое задаете…

— Очень надо.

— Само собой… Ну, старушка, думай, думай, Ага, посмотрим. Кое-что есть. Позишн намбер уан. Вот твоя «Мазда». Черная, номер, год выпуска. Хозяин — акционерное общество «Ракушка», адрес — Васильковая, 8.

— «Мотыльки», «Ромашки», «Огоньки»… Просто ангелы небесные… Что, это все?

— Да, конечно. Съезди на Васильковую, узнай, кто управляет «Маздой».

— Напрасно прокачусь. Знаю я эти «Ракушки-Ромашки». Одно из двух — либо какой-нибудь барак с БОМЖами, либо, наоборот, заведение, куда без сопровождения ОМОНа лучше не заходить. А то мигом «раком» сделают. Я, видишь ли, Надя, не героический парень, как ты, наверное, думаешь. И в том, и в другом случае данные водителя я вряд ли узнаю. Н-да, слабовата ваша техника. Я надеялся получить все, вплоть до содержания гемоглобина в крови и пробы на реакцию Вассермана.

— Погоди, я могу прокинуть машину по административной практике. Если ее хоть раз задерживали и составляли протокол о нарушении, данные водителя есть в компьютере.

Посиди, сейчас посмотрим.

Надя вновь повернулась к компьютеру.

— Ага, вот он, наш голубчик. Превышение скорости. А ты обижался на мою красавицу. Записывай.

Белкин взглянул на экран.

«Да, пожалуй, парень не успокоится, пока не перебьет всех».

Игорь Королев превратился в Игоря Стасова, взяв себе фамилию убитой в девяносто третьем году невесты.

Казанова стоял перед висящим на стене треснувшим зеркалом и, поворачиваясь в разные стороны, довольно бубнил:

— Классно! Представляете, сама связала. Мне еще ни одна женщина таких подарков не делала Петрович, как?

— Здорово.

— Глянь, видишь, вышивка на груди? Это картуш, египетский наворот. Внутри иероглифами вписано мое имя. А это — ключ, символ жизни. Круто, да? Ирка сама связала.

Костик радовался, как ребенок, еще раз повторив, что Ирка связала свитер сама.

— Я ей тоже что-нибудь подарю. Что ей подарить, а, мужики?

— Тоже что-нибудь свяжи.

— Я, кроме рук, ничего не вязал.

— Ну, купи тогда. Вон, в универмаге. Влетел Гончаров.

— Мужики, труба! Маньяка повязали!

— Точно?

— Точно! Я только что из отдела. Участковый зацепил. Почти с поличным. Тот снова на охоту вышел, опять со своей сучкой. Васька из-за собачки его и тормознул. А у того «перо» на кармане выкидное. Васька его на прицел и в отдел, к Музыканту. А Серега с помощью своей шкатулочки его и раскрутил! Знаете, кем оказался? Продавцом пива в ларьке. Так что с Портером немножко промахнулись.

— А с крышей как?

— Течет со всех щелей. С десяти лет на учете.

— И что поясняет?

— Очень стесняется девушек. Все никак не решался познакомиться. Постоит, помнется, а потом в обидку впадает. И за нож.

— Да, повезло, стеснительный наш еще долго мог стесняться.

— Ну, насчет везения это вопрос спорный. Васька, между прочим, уже второго маньяка берет. Он ведь мог и не тормозить этого собачника. На фига лишние хлопоты?

— Все равно прозаично. Безо всяких схем, чертежей, психологических анализов и глубоких теорий. Шел по улице и задержал. Не суперполицейский с «Магнумом» под мышкой, а обычный участковый. Как-то неинтересно.

— Там сейчас газетчики понаехали, телевидение. Завтра опять пурги нагонят. А Музыкант совсем с ума спятил. Вмазал стакан, заперся в кабинете и песни распевает!

Просекаете? Точно чокнутый!

— И что поет?

— Что-то на английском, кажется, «Битлов».