земли фьяллей.

Низкий каменистый берег, покрытый еловым лесом, казался заколдованным. По сравнению с оставленными позади землями раудов он выглядел пугающе пустым. Именно эти места первыми подверглись разорению, первыми были покинуты жителями. Несколько раз за первый день Ингитора видела разрушенные остатки усадеб, едва видные под зарослями, и лишь иногда попадались на глаза дымки над берегом вдали. Дерновых крыш с моря нельзя было разглядеть. Все же люди здесь были, хотя и мало. Квитты еще жили на своей несчастной земле.

Вечером второго дня два корабля обогнули Китовый Мыс. До Скарпнэса, за которым морская дорога огибала полуостров и поворачивала на север, оставалось не больше одного дня пути.

— Сегодня нам нужно уплыть как можно дальше! — сказал Ингиторе Хьёрт. — Сейчас не будем останавливаться. Еще достаточно светло. Мы попробуем доплыть до речки Моркэльв и переночуем там. Тогда до Скарпнэса остается меньше одного дня пути, и мы проплывем его засветло. Завтрашнюю ночь мы проведем уже на западной стороне Квиттинга.

— Там как раз близко до Бергвида Черной Шкуры! — ворчливо вмешался в разговор Ормкель. — Говорят, что он восстановил какую-то из старых усадеб возле Медного Леса и живет там со своей дружиной.

— Это верно! — подтвердил Эвар, кормчий Хьёрта, родившийся на Квиттинге. — И не какую-то, а старую усадьбу конунга. Он занял дом своего отца.

— Лучше бы ему отправиться к его отцу туда, где он сейчас, — к Хель! — буркнул Ормкель.

— Я вижу, имя Черной Шкуры у всех фьяллей вызывает прилив доблести! — язвительно сказала Ингитора.

Ормкель ответил ей колючим злобным взглядом.

— Придержи язык, женщина! — сказал он. — Ты еще не видела Черной Шкуры! Никто не скажет, что я боюсь его или кого-либо другого! Но мой конунг велел мне привезти ему тебя живой и здоровой! Ему, а не Бергвиду!

— Вот как! — воскликнула Ингитора. — Он хотел увидеть меня?

Ормкель не ответил, пожалев в душе, что не сумел придержать язык. А впрочем, уже было все равно.

— Я давно так думала! — продолжала Ингитора, вспомнив свою беседу с кюной раудов Ульвхейдой. — Видно, мои стихи плохо звучат в пересказе, и Торвард конунг хочет услышать их от меня самой! Пусть послушает! У меня нет причин бояться взглянуть ему в глаза! А вот хватит ли у него на это смелости?

Ормкель хотел ответить что-то резкое, но глянул в лицо Ингиторе и молча отвернулся. Наверное, вспомнил, что мужчине не много чести в спорах с женщиной.

Еще вечером Ингитора, засыпая, слышала спор Хьёрта с Ормкелем. Впереди у них лежал Хальвмун — длинный залив, врезающийся в берег полумесяцем. Обыкновенно корабли проплывали, не теряя берега из вида. Но если плыть напрямик через море, по самой короткой линии между рогами полумесяца, то это заметно сократило бы путь и позволило проплыть Скарпнэс задолго до темноты. К этому и склонялся Хьёрт. Но Ормкель не считал этот путь наилучшим. Где-то в глубине его сознания оживал страх перед четырьмя колдунами. Как знать, на какие расстояния распространяется их власть? На всякий случай Ормкель предпочел бы держаться ближе к берегу. Но Хьёрт быстро его переспорил. У слэтта нашлось два неотразимых довода.

— Я вижу, фьялли не очень-то любят плавать по открытой воде и предпочитают держаться берега, как ребенок держится за нянькин подол! — сказал он. — А если тебе, Неспящий Глаз, это не нравится, то плыви на своей лоханке как сам знаешь, и встретимся потом в Аскргорде.

Поскольку у Ормкеля было вдвое меньше людей, ему пришлось уступить. Разделяться сейчас было бы очень глупо.

С рассветом оба корабля отошли от Восточного Рога. Берег почти скрылся из глаз и только неверным облачком темнел вдали. Ормкель с самым хмурым видом стоял возле руля. Кормчий, Эвар, осторожно косился на него. Ему было обидно, что за ним вроде как присматривают, но спорить с фьялльским ярлом ему не хотелось. Видно, бури войны, опалившей детство квитта, научили его ценить мир превыше всего. Эвару было чуть за сорок, но он был так мал ростом и худощав, что со спины его можно было принять за подростка. Лицо его украшала маленькая рыжеватая бородка, а блекло-голубые глаза смотрели со спокойным дружелюбием на всякого, какого бы племени и занятия он ни был. Ингиторе нравилось сидеть на одной из задних скамей поблизости от Эвара — у него всегда находилось, о чем рассказать.

Но сегодня Эвар не отвлекался на разговоры, а озабоченно осматривал небосвод. Ветер крепчал, и скоро «Серебряный Ворон» полетел как птица. «Козел» едва поспевал за ним и стал отставать. Со стороны открытого моря быстро наплывал туман.

— Не нравится мне это! — бормотал Ормкель. — Где это видано — туман при такой погоде?

— Это твои четыре колдуна нагнали тумана! — сказала Ингитора. Ормкель даже не посмотрел в её сторону. Он подозревал, что зловредная Дева-Скальд сейчас даже слишком права.

Перед полуднем небо потемнело. Море бурлило. Разыгрывался шторм. Ормкель мог бы радоваться, что сбылись его предсказания, если бы это не грозило большими бедами. Ветер и волны сбили корабли с пути и понесли прочь от Квиттинга.

— Что я тебе говорил? — орал Ормкель, с ног до головы мокрый.

— Не вижу ничего страшного! — также во весь голос отвечал ему Хьёрт, пытаясь перекричать рев бури. — Нас уносит от Квиттинга, скоро мы увидим берег граннов. Там есть места, где переждать!

— С чего ты взял, что нас несет на юго-запад?

— А больше тут некуда! Ты что, вчера родился? До Квартинга еще далеко!

— Хель и Мидгард знают, с какой скоростью нас несет этот проклятый ветер!

— Но в Среднем Проливе больше некуда деваться! Слава Одину, до открытого моря еще далеко!

Ингитора с Хальтом сидели в кожаной палатке под кормой, но и здесь им было мокро, холодно и неуютно. Ингитора впервые в жизни попала в шторм, и ей было очень страшно. Всем телом она чувствовала, как корабль то взлетает на волне, то стремительно бросается вниз — так и кажется, что он летит прямо на дно, в обитель Эгира, и никогда не вынырнет! У нее захватывало дух, сердце холодело и подпрыгивало к горлу, едва успевая опуститься вместе со всем остальным. Голова кружилась так, что Ингитора порой не сознавала, где верх, а где низ. Из всех мыслимых желаний у нее оставалось одно — скорее назад на твердую землю!

Присутствие Хальта ее несколько подбадривало, и она крепко держала его за руку. Ведь альв не может утонуть! Ведь не только сочинять стихи он умеет! Она верила, что альв сумеет их спасти, если будет совсем плохо, но все равно переживала далеко не самые приятные часы в своей жизни.

— Что, ты немного испугалась? — с насмешливой заботой расспрашивал ее Хальт. Он откинул капюшон, на его лице виднелись капли воды. Ингитора пыталась поймать его взгляд, но не могла различить его глаз. — Путь к возлюбленному твоего сердца не так-то прост! Это всегда так бывает! Зато как приятно будет тебе рассказать ему, каким ужасным опасностям ты ради него подвергалась!

— Ничего не будет приятного! — стуча зубами от холода, отвечала Ингитора. В голосе Хальта была издевка, и это было еще неприятнее шторма. — Это ты, должно быть, вызвал шторм!

Хальт расхохотался, и Ингитора подумала, что так оно и есть. В этот миг «Серебряного Ворона» так встряхнуло, что у альва булькнуло в горле, и Ингитора испугалась, что он подавится своим смехом.

— Хватит, пожалуйста! — взмолилась она. — Я знаю, тебе нравится меня мучить, но другие-то в чем виноваты!

— Я и не думал тебя мучить! Я помогаю тебе как могу. Я же не виноват, что у Торварда мать колдунья. Я уже почти сдержал свое обещание — дал тебе войско для мести за отца. А ты меня обманула!

Лицо Хальта вдруг стало страшным, как морда тролля. Ингитора вздрогнула, выпустила его руку и отодвинулась в дальний угол тесной палатки. Иногда она так боялась Хальта, как будто он мог съесть ее. В такие мгновения она с неожиданной резкостью ощущала, что он — существо другого мира, непонятного и угрожающего. Может быть, он ее и не съест. Но Ингитора опасалась за свой рассудок. В его глазах