кашлял! А по всей его повадке, по обращению он все больше и больше казался Ингиторе похожим на воина, а не на торговца. И говорил он как высокородный.

— Танны думали, что он утонул, — продолжал Рагнар. — А Торвард конунг проплыл под водой до берега, там было почти три перестрела, и вышел на берег. Здесь валялось много всякого оружия, и он поднял хороший уладский двуручный меч. Уже темнело, и танны не увидели его. Он незаметно подошел к их береговой стоянке и внезапно бросился на них. Он был весь мокрый, и танны подумали, что на них напал великан с морского дна.

Ингитора тихо прошла в свой угол и села. Рассказы Рагнара были неистощимы. Образ Торварда конунга целыми днями витал под кровлей девичьей, и даже во сне Ингиторе снилось, как будто неутомимый Рагнар сидит возле ее лежанки и заунывным голосом тянет и тянет бесконечную сагу о Торварде конунге: Торвард конунг и сражается один против сотни, и плавает, видите ли, по три перестрела со щитом над головой, и мечет сразу по два копья, и прыгает в полном вооружении выше своего роста… И еще залез на скалу какую-то, когда кто-то из его людей забрался туда и не мог спуститься… Нет, это, кажется, уже был не он.

А Вальборг, кюна Аста, девушки слушали как зачарованные. Кюне Асте было все равно, про кого слушать — про Сигурда Убийцу Дракона, про Греттира Могучего, про Торварда конунга. Для нее все это были сказки. Но Вальборг, как думала Ингитора, с подозрением поглядывая на кюн-флинну, что-то уж очень увлекается этими рассказами. Никогда раньше ей не было свойственно такое любопытство.

— Таннам и в головы не могло прийти, что живой человек отважится напасть на их стоянку. Ведь их было там почти две сотни! Но они так напугались, что бросились бежать, а тем временем подошел корабль Снеколля Китовое Ребро и его дружина вступила в битву.

Ингиторе хотелось сочинить какой-нибудь насмешливый стих о доблести Торварда конунга, но в голове мелькали только обрывки бессвязных строк. Она поискала глазами Хальта, но напрасно. Только он мог бы сейчас помочь ей. Только белый огонь его глаз мог бы наполнить светом ее душу, прогнать раздражение, тоску, чувство одиночества, а на их место привести яркие, увлекательные видения жизни, которой она не пережила сама. Но где он? Как помириться с ним?

— А скажи мне… — начала Вальборг, когда очередной рассказ подошел к концу. Кюн-флинна не окончила, запнулась, на ее чистом строгом лице промелькнуло колебание. Ингитора услышала непривычный призвук тщательно скрываемого смущения в ее голосе и подняла голову, стараясь разглядеть издалека через полутьму покоя выражение лица Вальборг.

— Что ты хочешь спросить, кюн-флинна? — подбодрил ее Рагнар. — Ты можешь задать любой вопрос. Думаю, мало найдется на свете людей, которые могли бы рассказать о Торварде конунге лучше, чем я. Разве что Гранкель Безногий Скальд. Он с детства и до сих пор остается лучшим другом конунга.

— Да, я знаю. — Вальборг слегка кивнула головой. А Ингитора снова сердито вздохнула. За прошедшее время все они узнали Аскргорд и его обитателей не хуже, чем знают Эльвенэс. У старого фьялля уж верно язык без костей — сколько всего он успел рассказать им со времени Праздника Середины Лета!

— Я хотела спросить вот о чем… — снова начала Вальборг. — А каков он собой, Торвард конунг? Ведь человек должен выглядеть необычно, чтобы его приняли за морского великана?

Ингитора заметила, как дрогнул и чуть запнулся голос Вальборг, когда она произносила имя конунга фьяллей, как поспешно она добавила последние слова, словно торопилась оправдать свой вопрос. Все больше укрепляясь в догадке, которая ей самой казалась дикой, Ингитора пересела поближе к Вальборг.

Кюн-флинна только сейчас заметила Ингитору, по ее красивому строгому лицу пробежала легчайшая дрожь недовольства. Одно мгновение — и кюн-флинна снова взяла себя в руки. Но у Ингиторы открылись глаза. Она и раньше замечала, что Вальборг хмурится, слыша ее недружелюбные отзывы о конунге фьяллей. За то время, что Ингитора провела в Эльвенэсе, они с Вальборг не ссорились. Они даже нравились друг другу, дружили, пока не появился этот старик.

— Справедливо говорится: краток век у гордыни! Вот и вышло, что я себя перехвалил — ведь я не знаю, как мне ответить на твой вопрос! — с усмешкой ответил тем временем Рагнар. — Женщина ответила бы тебе лучше. Ростом он выше меня…

Рагнар внимательным взглядом окинул стройную фигуру Вальборг.

— Твоя голова, кюн-флинна, как раз достала бы затылком до его плеча.

Почему-то при этих словах Вальборг опустила глаза. Она смутилась оттого, что кто-то хотя бы мысленно поставил ее рядом с Торвардом конунгом. «Уж я бы не опускала глаза! — думала Ингитора, со всей зоркостью подозрения глядя на Вальборг. — Я бы думала не о том, куда достанет мой затылок, а о том, сумею ли я дотянуться до его горла!» На память ей пришел Эгвальд, и она внезапно ощутила в себе такую вспышку ярости, что сейчас у нее хватило бы сил задушить Торварда Проглотившего Стрелу, несмотря на всю его доблесть!

— Я не знаю, как мне описать его лицо, — продолжал тем временем Рагнар. — Я не слышал, чтобы женщины называли его красивым, но и никакого безобразия в его лице нет. А ты хотела бы повидать его, кюн-флинна?

Вопрос этот, заданный с самым искренним дружелюбием, застал Вальборг врасплох. Она не хотела лгать, но не решалась признаться в желании увидеть Торварда. Он так часто снился ей, но во сне она не могла разглядеть его лица. Да и что за важность? Да, Вальборг хотела увидеть Торварда. В ее сердце поселилось и окрепло убеждение, неведомо откуда взявшееся, что Торвард конунг понравился бы ей, каким бы он ни был.

В дверь стукнул тяжелый кулак, в девичью заглянул один из хирдманов.

— Кюна! Кюн-флинна! — позвал он, найдя глазами хозяек. — Конунг зовет вас в гридницу. Пришли вести от фьяллей!

В гриднице было много народу, но Ингитора сразу нашла взглядом тех, кто был ей нужен. Она только их и увидела. Возле входа в гридницу стояло пять или шесть человек фьяллей — их нетрудно было узнать по одежде, по молоточкам из серебра или бронзы, венчавшим рукояти мечей.

Сразу вслед за Ингиторой в гридницу вошел Хеймир конунг и сел на свое высокое сиденье. Фьяллям позволили пройти в палату и встать перед конунгом. Кюна Аста, сгорающая от тревожного любопытства, однако успевшая поменять простую головную повязку на нарядную, с тремя полосами золотого шитья, села на свое место чуть ниже конунга. Вальборг устроилась на краю скамьи, Рагнар встал позади нее. Пробираясь мимо его плеча, чтобы тоже занять хорошее место и все видеть, Ингитора мельком подумала, что Рагнар занял место, которое никак не подобает заезжему торговцу.

Теперь Ингитора могла хорошо разглядеть приехавших. Главный из них — крепкий мужчина лет сорока пяти, с косым шрамом через лоб, немного стянувшим внешний угол глаза, держался уверенно и властно. Грудь его украшала тяжелая серебряная гривна в виде змея, кусающего себя за хвост, — знак больших ратных заслуг.

— Приветствую вас в Эльвенэсе! — сказал тем временем Хеймир конунг. Он был большим знатоком законов и обычаев, и никакие треволнения не могли заставить его нарушить учтивость. — Как ваши имена? От кого вы прибыли ко мне и какие вести привезли?

— Привет наш и тебе, Хеймир конунг, сын Хильмира! — громко ответил предводитель фьяллей. — Мое имя — Ормкель сын Арне, люди знают меня под прозванием Неспящий Глаз. Меня и моих людей прислал к тебе Торвард сын Торбранда, конунг фьяллей, и кюна Хёрдис, его мать. Мы привезли тебе вести о твоем сыне, Эгвальде ярле. Думается мне, что ты давно их ждешь!

По гриднице пробежал ропот. Уверенный, даже нагловатый вид посланца яснее слов говорил о том, что вести эти будут невеселыми для слэттов.

— Что с моим сыном? — воскликнула кюна Аста и от волнения даже поднялась с места. Она словно прозрела: до сих пор она, кажется, не представляла себе ясно той опасности, навстречу которой отправился Эгвальд. Жена богатого и могущественного конунга привыкла слышать вокруг себя разговоры о битвах и походах, но до сих пор все они кончались благополучно, и кюне Асте казалось, что так будет всегда, что так и должно быть. Но теперь, глядя в чужое, суровое и страшное лицо Ормкеля, она вдруг ощутила резкую тревогу за сына и страх потери, которые ударили ее тем сильнее, что были ей непривычны.

— Твой сын жив и только ранен! — ответил Ормкель, глянув на кюну. Ее испуганный и растерянный