Видя, что покупатели идут лишь к Ху Хао, другие торговцы только удивлялись:
— Чудеса! Кому что ни понадобится, он тотчас выносит это из внутренних покоев!
Недоумевали и приказчики:
— И почему это наш хозяин не держит товары на прилавках?
А Ху Хао, слушая это, думал: «Я ни разу не закупал товары — все сотворила дочка. Нехорошо, если пойдут кривотолки!»
На следующий день вечером Ху Хао прибрал лавку и пошел ужинать. Когда все сели за стол и выпили по чашке вина, он сказал служанкам:
— Можете идти отдыхать, а мы тут еще потолкуем о домашних делах.
Когда служанки вышли, Ху Хао обратился к дочери:
— Дитя мое, счастье и благополучие нашей семьи зависит только от тебя. Сколько у нас золота, серебра, шелков, счесть невозможно! Управляющий, приказчики, служанки видят, что мы никогда ничего не покупаем, а только продаем, и это вызывает у них недоумение. Поэтому, прошу тебя, не приближайся больше к лавке. Ведь если кто узнает, как мы на самом деле приобретаем товары, беды не миновать.
— Отец, я никогда не вхожу в лавку, лишь изредка слушаю из внутренней комнаты, как идет торговля, — сказала Юнъэр.
— Вот и хорошо, — кивнул отец.
С этого дня они взяли за правило продавать только то, что лежало на полках. Если же покупатель не находил нужного товара, его отсылали к другому торговцу. Юнъэр больше не приближалась к лавке, и Ху Хао успокоился.
Так прошло более месяца, и Ху Хао вдруг подумал:
«Все это время я только тем и занят, что торгую, а о дочке и думать забыл. А ведь за девушками нужен глаз да глаз. Вдруг она ведет себя нескромно и служанки пронюхали об этом? Тут-то бед и не оберешься!..»
И он решил тайком подсмотреть, чем занимается дочь. Заглянул в гостиную — Юнъэр там не было, обошел жилые комнаты — тоже нет. Прошел во внутренний сад — и там нет. Лишь проходя мимо дровяного сарая, он обратил внимание на то, что дверь распахнута.
«Может, она там?» — мелькнуло у него в голове.
Ху Хао потихоньку вошел в сарай и увидел, что Юнъэр сидит на скамеечке, перед нею на полу стоит чашка с водой, а в руках у нее — красная тыква-горлянка.
«Не могла найти себе места получше! — подумал Ху Хао. — Что она здесь делает?»
Ху Хао притаился, чтобы не спугнуть дочь, и стал наблюдать. Между тем Юнъэр открыла горлянку и высыпала на пол сотни две красных бобов и столько же рисовых соломинок, каждую длиной с вершок. Затем прочитала заклинание, набрала в рот воды, брызнула и воскликнула: «Живо!» И тотчас же бобы и соломинки превратились в игрушечных воинов и коней: воины в красных доспехах и шлемах, с красными знаменами и значками; кони — огненно-рыжей масти. Воины вскочили на коней и выстроились рядами.
«Ведь только недавно наказывал ей прекратить занятия колдовством, а она опять за свое! — с недовольством подумал Ху Хао. — Что она еще затеяла?»
А Юнъэр уже взяла белую горлянку и высыпала на пол белые бобы. И все повторилось сначала: войско в белом выстроилось напротив войска в красном.
У Ху Хао все заплясало перед глазами, ему показалось, что он видит кошмарный сон.
Тем временем Юнъэр вытащила из прически золотой гребень и воскликнула: «Превратись!» Гребень тотчас, превратился в драгоценный меч. Тогда девушка взмахнула им в сторону войск и скомандовала: «Сражайтесь!» Оба войска ринулись друг на друга, и завязалось такое ожесточенное сражение, что шум и крики достигли самих небес.
«Хорошо, что я первый это увидел! — в ужасе подумал Ху Хао. — Будь на моем месте кто другой, мне несдобровать. Нет, надо действовать решительно и не смотреть на то, что она моя дочь!»
Он выскочил из сарая, нашел на кухне тесак для рубки мяса и побежал обратно. Юнъэр все еще командовала сражением. Лишь убедившись, что ни одна из сторон не может взять верх, она подала знак прекратить бой и скомандовала: «Исчезните!» Воины и кони мгновенно превратились в бобы и соломинки. Девушка наклонилась, чтобы собрать их и спрятать в горлянки, и в это время Ху Хао взмахнул тесаком. Голова отделилась от туловища, и мертвое тело рухнуло на пол.
При виде того, что он наделал, Ху Хао охватили ужас и горе. Отшвырнув тесак, он оттащил труп в дальний угол сарая, прикрыл его всяким хламом, затем запер дверь на замок и, пошатываясь, словно пьяный, направился в лавку.
«Я совершил преступление! — думал он. — Дочка нам сделала столько добра, а я так жестоко с ней обошелся!. И все же во всем винить меня одного тоже нельзя. Дай я ей поблажку, чего доброго, и сам угодил бы под суд. Хорошо, что хоть избавился — спокойнее будет... Только вот как быть с ее матерью? Представляю, как она разбушуется, когда все узнает!»
Весь день Ху Хао не находил себе места, а вечером, когда приказчики ушли, приказал служанкам:
— К ужину подайте вина, мы с госпожой сегодня желаем выпить вдвоем.
Сев за стол, супруги поначалу и словом не обмолвились о дочери. Когда же выпили по нескольку чарок вина, Ху Хао вдруг опустил голову, и по его щекам покатились слезы.
— Что с тобой? — удивилась жена. — Плачешь без причины!
— Причина есть, — сказал муж. — Доченька нам сделала столько добра, а я, увидев, что она занимается дурным делом, вспылил и чересчур жестоко обошелся с нею. Ты уж на меня не сердись!
— Что ты болтаешь? Каким это дурным делом она занималась? — недоумевала жена.
Когда Ху Хао рассказал, что произошло днем, жена в отчаянии принялась колотить себя в грудь, затопала ногами и разразилась горестными воплями:
— И у тебя хватило смелости поднять руку на свое дитя! Ты, видно, позабыл, как три года назад мы жили в приюте для бедняков? Да если бы не дочка, мы бы по сей день мерзли и голодали, а не жили бы в достатке, как сейчас...
— Я тогда совсем потерял рассудок и не соображал, что делаю, — оправдывался Ху Хао. — Не сердись, давай лучше подумаем, как жить дальше.
— Ты убил мою дочь, и я должна с этим мириться? — выкрикнула жена, но тут же заколебалась. — Однако постой, я только что видела ее в спальне. Когда ты, говоришь, убил ее?
— Днем.
— Днем, говоришь, ну-ка подожди здесь — я тебе сейчас кое-что покажу...
Жена вышла, а через некоторое время вернулась, таща за руку упирающуюся полураздетую девушку. Ху Хао растерялся:
— Дочь?! Я же сам тебя сегодня зарубил! Как ты могла остаться в живых?..
«Попался я в колдовские сети девчонки! — в страхе подумал Ху Хао. — Придется теперь изловчиться, чтобы хоть самому в живых остаться!..»
Поистине: