собирается на нас натравить. Я должен выполнять свой долг, свои обязанности, использовать все возможности, чтобы помочь человечеству. Но нет, я намертво застрял в проклятых зарослях. Прохлаждаюсь здесь, когда я нужен повсюду!

— Но здесь ты тоже нужен, — осторожно возразила Хэйзел. — Святая Би не стала бы просить нас о помощи, если бы она и ее люди не оказались в отчаянном положении.

— Здесь живут прокаженные, — отрезал Оуэн. — Так или иначе, они обречены на смерть, и тут ничего нельзя изменить. Империи мы нужны больше, чем им.

— Нет такой планеты, жители которой были бы менее важны, чем все остальные, — непререкаемым тоном произнесла Хэйзел. — Ты долгое время был в конфликте с законом. Многие считали тебя настоящим отщепенцем. Неужели это тебя ничему не научило? Неужели ты полагаешь, что только большие густонаселенные планеты, такие как Голгофа, имеют значение для человечества? Я догадываюсь, в чем причина твоего упаднического настроения. Уязвленная гордость. Ты надеялся осчастливить эту планету прибытием своей героической персоны, одной левой расправиться с врагами святой Би и умчаться к новым великим свершениям. Еще бы, ведь ты считаешь себя единственной надеждой Империи!.. Мне жаль разрушать это приятное заблуждение, но ты ошибаешься. Империя вполне в состоянии защитить себя без твоей помощи. Она выстоит, даже если могущественный Дезсталкер не сможет одновременно сражаться на всех фронтах. Человечество прекрасно существовало до той поры, как мы, сверхлюди, прошедшие Лабиринт, вообразили себя его благодетелями и спасителями. И когда нас не станет, человечество отлично без нас обойдется. Прекрати-ка валять дурака и приведи себя в порядок, иначе я надаю тебя хороших тумаков.

Оуэн наконец повернул голову и пристально взглянул на Хэйзел. Глаза его горели ледяным огнем. Хэйзел даже усомнилась, не зашла ли она слишком далеко, однако ничем не выдала своей неуверенности. Через мгновение взгляд Оуэна немного потеплел, и он даже попытался растянуть губы в улыбке.

— Неужели ты и в самом деле собиралась поднять на меня руку?

— Еще бы! Ты убедишься в этом, если не прекратишь истерику.

— Хорошо, твоя взяла. Даю слово больше не распускаться. Не теряя времени, отправимся в путь и посмотрим, в какую переделку попала святая Би.

Хэйзел смотрела на него в некотором замешательстве.

— Послушай, Оуэн, с тобой точно все в порядке?

— Честно говоря, не вполне. Но я вновь себя полностью контролирую. Проблема в том, что я… здорово устал. Устал от того, что все складывается против меня. Хотелось бы совсем малого: хоть раз совершить перелет и не разбить корабль, не подвергнуться атаке и приземлиться, не ушибив при этом задницу. Ты права, идиотизм. Если я великий герой и спаситель человечества, почему все у меня идет наперекосяк?

— Оуэн, что за чушь! Нет такого человека, у которого все шло бы гладко. Давай лучше вернемся к остальным и решим, что делать, пока мозги у нас окончательно не размокнут под чертовым дождем. Неужели он никогда не прекратится?

— Насколько мне известно, последние несколько миллионов лет он лил без передышки. Может, нам сделать зонтики из листьев здешних растений? По крайней мере от них будет хоть какая-то польза.

— Не думаю, что растениям понравится твоя идея, — заметила Хэйзел, настороженно оглядывая обступившие их джунгли. Казалось, кольцо зарослей медленно, но неуклонно сжималось. — Этот красный лес действует мне на нервы. Растения должны вести себя так, как пристало растениям. А здешние слишком много на себя берут.

Вернувшись к остальным, они обнаружили, что Миднайт и Бонни не разговаривают друг с другом и пыжатся из всех сил, чтобы остальные заметили это прискорбное обстоятельство. Мун оставил тщетные попытки понять, что на них нашло, и теперь с нарочитой сосредоточенностью разглядывал лохматый красный куст величиной с маленький дом. Оуэн бросил последний взгляд на останки корабля; можно было только догадываться, что скрывается под живым багрово-красным покровом.

— Хватит прохлаждаться, — с наигранной бодростью произнес Дезсталкер. — До Миссии святой Би в лучшем случае десять миль, и чем раньше мы отправимся в путь, тем скорее сможем укрыться от проклятого дождя. Оз, укажешь, в каком направлении надо двигаться?

— Конечно. Держите курс на три дерева, сросшихся вместе. Когда дойдете до них, я объясню, куда дальше. Кстати, Оуэн, я должен сообщить тебе кое-какие занимательные сведения о здешних растениях. Некоторые из них очень опасны.

— Ты имеешь в виду, ядовиты?

— Точнее будет назвать их растениями-убийцами. На этой планете никогда не водилось животных, и растения сражались друг с другом за пространство, свет, воду и так далее. В течение тысячелетий некоторые из них выработали довольно жестокие способы борьбы за существование. Когда кто-то или что- то мешает им, у них есть множество способов выразить свое неудовольствие. Поэтому вам лучше держаться поближе друг к другу и все время быть настороже.

Оуэн передал слова Оза остальным. Информация, как и следовало ожидать, была принята без особого восторга.

— Да, дерьмовая планетка, — горестно вздохнула Бонни. — Мало того, что небо здесь совсем прохудилось и от сырости все мои серьги того и гляди заржавеют, так теперь оказывается, что нам предстоит пройти несколько миль сквозь заросли растений-убийц!.. Нет, такие прогулки не по мне.

— Испытания закаляют дух и тело, — с пафосом изрекла Миднайт. — Воин никогда не отступает перед трудностями.

— Что ж, если это испытание, желаю тебе выдержать его с честью, — ухмыльнулась Бонни. — А я останусь здесь и посмотрю, что у тебя получится.

— Да прекрати ты дрейфить! — оборвала ее Хэйзел. — По-моему, бояться нечего. Подумай сама, какой вред нам могут причинить жалкие кусты, даже если они способны тянуть свои чертовы ветви.

— У меня нехорошее предчувствие. Боюсь, скоро мы на собственной шкуре узнаем, какой именно вред могут причинить здешние кусты и прочая растительность, — заметил Оуэн. — Мун, ты пойдешь первым. Смотри не зевай. Как только увидишь что-то подозрительное, без колебаний открывай огонь. Да, и идти нам всем лучше в хорошем темпе. Перспектива прогулки по джунглям в темноте лично меня совершенно не прельщает. Кстати, все наши фонари остались на корабле.

— Никто и не сомневался, — проворчала Хэйзел. — Господи, до чего я ненавижу дождь!