них я ноги протяну с моей нищенской пенсией... – Профессор умоляюще посмотрел на мгновенно нахмурившегося Кирилла Валерьевича и добавил:

– Я понимаю, это непросто... Но я тебя не подведу. Ни одна живая душа... А ты уж извини старика, не слишком верю в случайности, особенно если они касаются больших денежных сумм. Ты только сразу скажи: можно мне надеяться на что-то или лучше забыть о своих деньгах навсегда?

– М-м-м... Понимаете, в чем дело, Григорий Филиппович... – Застигнутый врасплох финансист не знал, что ответить старому другу отца. Любому другому Марков без колебаний загнул бы ту же самую туфту, что и журналистам на вчерашней пресс-конференции, но этот старик – случай особый. Помявшись несколько секунд, Кирилл Валерьевич наконец решился:

– А вообще о какой сумме идет речь?

– О пустяковой, – отмахнулся профессор. – Для серьезных деловых людей, как ты, Кирюша, это просто шелуха от семечек, но для одинокого пожилого пенсионера, как я, – целое состояние!

– И все же, Григорий Филиппович...

– Если не считать процентов за последний месяц, то две тысячи долларов, – на одном дыхании произнес Рогов, внимательно наблюдая за реакцией финансиста.

И, к великой своей радости, заметил тут же проступившую на его тонких губах снисходительную улыбку. Неужели поможет?

– Ну, семечки – не семечки... – издалека начал Кирилл Валерьевич, откинувшись на спинку кресла, – но я попробую кое-что разузнать. По моим сведениям, финансовая инспекция обнаружила в хранилище банка несколько десятков тысяч долларов – все, что осталось от восьми миллионов, числящихся по документам. Возможно, некоторую часть из этой суммы можно будет вернуть вкладчику Рогову Григорию Филипповичу, так сказать, в виде исключения.

– Спасибо, спасибо, дорогой! – возликовал профессор, с трудом сдерживая себя, чтобы не броситься и не начать обнимать сидящего перед ним чиновника.

Однако Марков упреждающе поднял руку.

– Но сразу предупреждаю вас, Григорий Филиппович! Если хотя бы одно слово просочится за стены этого кабинета, я заработаю себе такие неприятности, что могу остаться без работы! В этом банке почти две тысячи вкладчиков, и если информация о том, что я, используя свое служебное положение, помог другу отца вернуть деньги станет достоянием гласности, мне несдобровать. Вы понимаете, о чем я говорю, Григорий Филиппович? – пристально посмотрел на Рогова главный питерский финансист.

Старик несколько раз быстро кивнул, после чего многозначительно прижал к губам указательный палец. Марков добродушно улыбнулся, вышел из-за стола и протянул профессору для рукопожатия свою ладонь.

– Тогда позвоните мне, уважаемый Григорий Филиппович, денька через три-четыре. Думаю, к этому времени я смогу забрать из банка ваш гигантский капитал! Только оставьте, пожалуйста, договор. Иначе как я смогу доказать в инспекции, что вы и ваш вклад действительно существуете?!

– Конечно, конечно, договор при мне. Вот, пожалуйста! – Засуетившийся старик вытащил из принесенной с собой папки ровный, без единого изгиба, лист с большой двухцветной печатью лопнувшего банка и протянул его финансисту. – И еще раз благодарю вас за содействие. Честно говоря, я уже ни на что не надеялся...

Благодетель вы мой!..

– Ну что вы, я ведь пока ничего не сделал, – снисходительно улыбнулся Марков, провожая профессора до двери. – Всего вам доброго, Григорий Филиппович!

Звоните. Рад был нашей встрече.

– До свидания, Кирилл Валерьевич, – раскланялся Рогов, переступая порог кабинета, но вдруг остановился и с хитрым прищуром посмотрел на финансиста. – А помнишь, Кирюша, как много лет назад, когда тебе еще не исполнилось и года, я как-то зашел к вам домой и посадил тебя себе на колени?!

– Вы заставляете меня краснеть, профессор! – улыбнулся, чуть смутившись, Марков. – Чего только не случается в детстве. Теперь остается лишь вспоминать и удивляться: неужели это было правдой?

– Без всяких сомнений! – рассмеялся счастливый старик.

Спустя три дня Рогов позвонил по оставленному Кириллом Валерьевичем номеру телефона и финансист предложил профессору зайти к нему в офис завтра с утра. А когда тот явился, Марков, не говоря ни слова, сразу же после приветственного рукопожатия открыл стоящий в углу кабинета сейф и, достав оттуда конверт, положил его перед профессором.

– Как и договаривались, Григорий Филиппович, получите ваш вклад, – с самодовольной усмешкой произнес финансист, снова вальяжно опускаясь в свое высокое «директорское» кресло, обтянутое темно- вишневой кожей. – Здесь ровно две тысячи, можете пересчитать.

– Обижаете, Кирилл Валерьевич, – задыхаясь от радости, пробормотал профессор, осторожно беря конверт. – Как я могу... после всего, что вы...

Спасибо, спасибо огромное! Если бы не вы, я...

– О чем речь! Пустяки! – небрежно махнул рукой Марков. – Можете считать это компенсацией за казус сорокалетней давности! – Марков был явно доволен неожиданно пришедшей на ум остротой. – Теперь мы квиты, Григорий Филиппович?!

– Безусловно! – поспешил согласиться Рогов. – Но все же я хочу вас отблагодарить! – Профессор вдруг вспомнил об историке Глебе Герасине и письме настоятеля Спасского монастыря.

В тот момент знаток старославянской тайнописм не задумывался о том, что посвящает, в сущности, совершенно постороннего человека в чужую, тщательно оберегаемую сотрудником Лондонского клуба искателей сокровищ, тайну.

Благодарным пенсионером двигало лишь неуемное желание хоть чем-нибудь, пусть даже чисто символически, отблагодарить чиновника за услугу, которую тот совершенно спокойно мог и не оказывать, К тому же профессор помнил давнее увлечение Маркова-младшего, тогда еще сотрудника МИД СССР, всем, что было связано с предметами религиозного культа, в частности старинными иконами.

Доверчивый пенсионер считал, что бывший дипломат всерьез занят собиранием личной коллекции, и совершенно не задумывался над тем, что страсть к «православному антиквариату» может иметь совершенно иную, более меркантильную и низменную подоплеку, как это и было на самом деле. Пользуясь дипломатической неприкосновенностью и освобождением дипломатического багажа от какого бы то ни было таможенного досмотра, пронырливый молодой делец еще в начале восьмидесятых начал скупать старинные иконы. Он переправлял их за рубеж и уже тогда зарабатывал невероятные по тем временам для простого советского человека деньги. Именно они, несколько сотен тысяч «зеленых», спрятанных до поры до времени в безопасном месте, и послужили впоследствии основой крутого подъема уволившегося из Министерства иностранных дел дельца и создали крепкую материальную базу, позволившую Маркову в перестроечные времена организовать свою маленькую криминальную империю, в конце концов продвинувшую своего хозяина в официальную власть. Весь многомиллионный бюджет города на Неве сейчас, по сути, находился в руках Маркова, и он мог распоряжаться им по своему личному желанию. Естественно, не слишком зарываясь.

Преисполненный благодарности старик, разумеется, ни о чем подобном даже не догадывался. Для него сын покойного друга был образцом серьезного, целеустремленного молодого человека, успешно сделавшего завидную карьеру исключительно благодаря личным качествам характера, унаследованного от отца.

Вот оно, простодушие полностью поглощенного наукой человека, всю жизнь прожившего в стороне от реальной жизни!

Рогов нетерпеливо положил морщинистую руку на плечо Кирилла Валерьевича и, приблизив губы к его уху, словно их разговор могли подслушать, быстро зашептал:

– Я расскажу вам, где можно достать уникальнейшие предметы церковного культа! Реликвии, собираемые столетиями, потом пропавшие из поля зрения на многие десятилетия и только сейчас обнаруженные!

– Очень интересно, – несколько удивленно пробормотал финансист, не ожидавший такого развития событий. – И что же это за реликвии?

– После прихода к власти в октябре семнадцатого года большевикам требовались огромные деньги