— четверых сразу? Четыре девчонки! Только Лидии смотри…

Кэт усмехнулся.

— Так вот все и выплывает. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Скажи мне, брат мой Джон, а ты что делаешь для генерала? Или для господина Атахо?

Джон радостно ухмыльнулся и блеснул глазами.

— Уже ничего! На мое счастье, Ольга вышла замуж — взял ее кто-то со всем выводком — и мне теперь хватает своих деньжат, честно заработанных на государственной службе. С натягом, конечно, но все же. Однако, возвращаясь к Делано…

— Да, — кивнул Кэт. — Возвращаясь. Что с ним?

— Что с ним сейчас может быть? — раздраженно дернулся Джон. — В клинике он, без памяти, в бреду, еще не знаю что. Зачем сказал ему правду?

— Наташа…

— Наташа, Наташа! Ее надо было схватить за волосы и макать головой в воду, пока не поклянется, что впредь не пикнет и даже не посмотрит лишний раз куда не след. Генерал орал как резаный и требовал, чтоб тебе тоже затерли память. И ни в чем не повинного Атахо он чуть не придушил — почему, мол, оставил тебя в доме и не привез вместе с обоими Делано.

— И почему же?

— А вот спроси! Чем-то ты Атахо полюбился. Видать, тем, что спас ему жизнь? Как по-твоему? Если б Малышка его порешила… — Джон покачал головой. — Плохи были бы твои дела, кузен. Однако же во всем этом деле есть еще одна сторона, а именно денежная. Ты готов доить генерала дальше?

— Не понял.

— В прямом и самом грубом смысле слова: ты хочешь на него еще работать?

Кэт молчал. Брови его изогнулись, как от боли, и кузен отвел глаза.

— Я с тобой, братишка, откровенно: да или нет? — Джон помолчал, присел к столику с дорогим прибором, налил себе кофе, сделал глоток и поставил чашку. — Ладно, давай рассуждать здраво. Деньги за Анжелику ты выплатил?

— Нет.

— Много еще?

— Да.

— Ну, вот. Где ты их раздобудешь? Негде тебе их взять, кроме как у генерала.

— Негде, — тихо согласился Кэт.

— Тогда не понимаю, почему ты не соглашаешься сразу и с великой радостью в душе.

— Хорошо, я согласен, — с холодной яростью проговорил Кэт. — Что от меня нужно?

Джон присвистнул.

— Я тебя, кузен, не узнаю — до сих пор был умный парень и схватывал на лету… Работенка по- прежнему не из приятных. Наташу вы, конечно, потеряли — вам ее не вернут. А вот Делано плохо. — Он вскочил, губы злобно искривились. — Ему, понимаешь, хотели память подредактировать, чтоб ни про тебя, ни про себя не помнил лишнего. Так он теперь вообще на человека не похож! Генрих, ублюдок, умывает руки и твердит, что парню нужен покой и уход, и что если Делано имплантировали привязанность к Кэту Морейре, то пусть Кэт Морейра с ним и возится, как умеет, а они, психиатры… — тут кузен выразился непечатно, — помочь бессильны.

— Джон, ты идиот, — выдохнул Кэт. — Уже час морочишь мне голову…

— Мы все тут скоро станем идиотами! А мне, думаешь, каково? По-твоему, я бы им все это так спустил, если б не…

— Если бы что?

Джон утих, потер подбородок.

— Знаешь, братишка, мне иногда ночами снится: иду я будто бы по улице, собираюсь арестовать Генриха со всей его шоблой, а навстречу человек. Серенький такой, неприметный. Подходит, улыбается, «Здравствуйте» говорит — а потом делает руками вот так, — Джон крутанул кистями, — и все, я уже не помню, кто я, что я и зачем. Понимаешь?

— Понимаю. Это вероятная реальность или только сон?

— Не знаю. Не знаю. Честно тебе скажу: я боюсь. А кроме того — и это в конце концов самое главное — если мне не изменяет память, есть на свете одна чаровница-альтау, которую, по-моему, кто-то любит и хочет сделать своей законной женой, для чего ему нужны деньги.

— Да, — вздохнул Кэт, — память тебя пока не подводит… А вот Наташа единственная из нас не боялась.

— Правильно. Только где она теперь? Что толку от такого бесстрашия, если она-то все и загубила? И своего Делано отчасти тоже. Да, о нем: можешь его забрать хоть сегодня. Минут через… — Джон посмотрел на часы, — через двадцать минут будет звонить Генрих, скажет, куда приехать. И учти, братишка: не дай тебе Бог еще раз проколоться.

Малышка несколько дней жила в гостинице. Анжелика за это время собрала дома ее вещи и отправила в Латенгуэр, город за двадцать тысяч километров от Серебряного Лайза, сняла там для нее квартиру и даже договорилась о работе: Наташу готовы были взять оператором на звероферму. Она же приехала с ней в аэропорт.

Малышка выглядела на удивление посвежевшей и привлекательной, черные глаза ее заволокла мечтательная дымка. .

— Обожаю маленьких зверят, — доверительно сообщила она. — Как представлю, что можно будет брать их в руки… тепленькие трогательные клубочки, и хвостишки крохотные — прелесть!

— Да, — мягко улыбнулась Анжелика. — Смотри, что у меня есть. — Невольно оглянувшись, словно рядом мог появиться Кэт, она достала из сумочки разрезанный пополам снимок и протянула Наташе. — Как тебе?

— А зачем отрезано? — Малышка подняла глаза. — С ним рядом какая-то девушка — интересно было бы платье посмотреть.

— Так получилось, — объяснила Анжелика неловко. — А что ты о нем скажешь?

Наташа состроила легкую гримаску.

— Красавчик, конечно — ну и что? Знаешь, я такие лица не люблю, уж больно он… какой-то не такой. Синие глаза, светлые волосы — не то. Вот если б темные, и глаза темно-коричневые, как кофе, и, знаешь, лицо тонкое, словно выточенное, и весь такой изящный… — Она мечтательно улыбнулась.

Анжелика тоже улыбнулась — портрет Кэта был вполне узнаваем; хотя ей больше хотелось плакать.

Значит, Малышка никогда не вернется.

А Виктор был убежден, что Наташа сорвалась со скалы и разбилась. Он даже нашел место, где ее будто бы похоронили, привел туда Кэта и показал — в каменистой расселине, где вокруг двух больших камней зеленым ожерельем росла низенькая пушистая травка. Вечерами он приезжал туда и сидел до заката, а потом возвращался домой и молча уходил на свою половину. Спустя час с четвертью — часы можно было проверять — побледневший, осунувшийся Кэт поднимался и шел к нему, на ночное дежурство. Виктора мучил один и тот же повторяющийся кошмар: ночь, сполохи красных и синих огней, полицейская сирена и мертвая Наташа в каком-то темном холодном бункере. Он, не просыпаясь, звал Кэта и умолял что-нибудь сделать, и тот подолгу сидел с ним на постели, что-то говорил, и от звука его голоса Виктор понемногу успокаивался. А под утро все сначала. Кэт пробовал его будить — выходило только хуже. Виктор больше уже не засыпал по-настоящему, возвращавшийся кошмар смешивался с явью. Доктор Генрих утверждал, что у этого пациента «нестандартные» и непредсказуемые реакции на лекарственные препараты, и потому он, Генрих, не хотел бы рисковать его здоровьем и пробовать еще какие-нибудь средства. Пусть лучше Кэт немного потерпит, вскоре непременно должно наступить улучшение.,

— Не волнуйтесь, господин Морейра, подождите, все скоро войдет в колею. У Делано потрясающей силы организм, он сам справится с недугом… Вы находите? Ну, видите ли, это новая для нас область, естественно, бывают и неудачи. Да бросьте, Кэттан, ничего страшного, он скоро придет в себя, забудет эту женщину… Не надо, не надо, прошу вас! Я вас уверяю: время — лучший лекарь. Послушайте, давайте начистоту: у вас своя работа, у меня — своя, оба мы зарабатываем деньги как умеем. А если вы, как я вижу,